Змеиный бог

— Не всех. — Игуана поцеловала его. — Я сказала полицейским, что ничего плохого не сделала. И они меня отпустили.

Она поцеловала его еще раз.

— Стоп, так ты она… как ее. — Стрелок отстранился и посмотрел на Игуану. — Ты Мэри Сью Эрен…

Жрица прижала к его рту горячие сухие пальцы.

— Не нужно, — сказала она. — Ее больше нет.

— Говорили, ты убила двадцать, — сказал слингер. — В том числе женщин и детей?

Ногти Игуаны впились ему в губы.

— Я никогда не убивала детей, — сказала она ровно. — Запомни это. Я не знала, что та девка была в положении.

— Ты никого не убивала, — отозвался Пепел. — Тебя ведь оправдали. В обмен на показания. Против хорошего мальчика Майка, против остальных «девочек».

— Я не люблю девочек и мальчиков, — ответила Игуана. — Я люблю только сильных мужчин.

Стрелок взял руку жрицы и отнял ее пальцы от своего лица. Он сам коснулся ее щеки. Потом не сдержался и тронул нефритовый зрачок. Бессмертная Игуана не моргнула.

— Это его работа? — спросил Пепел.

— Нет. Я вернулась на квартиру. Они не захотели меня пускать и собрали большой суд старейшин.

— Какое-то испытание на верность? — Слингеру доводилось слышать об этих судах.

— Я ждала, что мне прикажут сделать себе больно. Эти жадные старики, отцы и матери — они любят смотреть на боль и кровь. Это две…

— …вещи, что радуют богов, кроме жизни, — закончил Пепел за нее.

Игуана потянулась к нему, норовя снова укусить за губу, но стрелок не дался ей.

— Ты хорошо знаешь мой народ, — сказала она.

— Я был помолвлен с одной из вас, — ответил он. — Значит, жрецы потребовали…

Стрелок опять коснулся ее щеки.

— Они попросили убить ребенка.

— Что? — Пепел отнял руку.

— Они попросили убить ребенка, — повторила Игуана. — Ты с ним знаком. Ему тогда было пять, а теперь двадцать. Я назвала его заново. Ревущий Буйвол. Тебе нравится такое имя?

Слингер подобрал бутылку.

— Очень, — сказал он, глотнул вина и поморщился.

— Ты знаешь, что я родила троих детей? — сказала жрица. — Их всех забрали.

— Кто?

— Опекунская служба.

Пепел отхлебнул еще вина.

— Мои соболезнования, — сказал он.

Игуана отобрала у него бутылку и отставила ее в сторону. Потом наклонилась к слингеру и прошептала ему в ухо:

— Ты знаешь, чего я хочу?

— Чего? — спросил Пепел.

— Чтобы кто-то сделал мне еще.

Слингер поднял брови, отстранился и посмотрел на нее.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Только пообещай мне.

— Что? — Игуана обняла его за шею.

— Что не смоешься сразу после.

— Обещаю.

— И хватит кусаться!

Она засмеялась и снова укусила его.

— У тебя мой ключ, — сказала жрица. — Если я буду плохо себя вести, ты отведи меня наверх и запри в темноте навсегда, чтобы я плакала и просила у тебя прощения.

Когда-то на крыше мотеля росли в кадках фикусы. С тех пор кадки развалились, и корни растений проросли вниз, полностью захватив потолки и стены в свою узловатую сеть. Комната Игуаны была похожа на полянку среди джунглей. С растрескавшегося потолка, оплетенного корнями, свисал древний вентилятор со встроенным светильником в абажуре. Медная бирка на шнурке вентилятора гласила: «0110», а лампа в его жестяном плафоне смахивала на пузатую медицинскую банку. Толстая спираль горела внутри нее, заливая комнату-поляну тяжелым медным сиянием. Три лопасти вентилятора медленно вращались, поскрипывая в направляющей канавке и отбрасывая три продолговатые тени. На полу комнаты лежал старый матрас с пружинами, в большинстве торчавшими наружу. В углах из-под пола пробивались сорняки, захватившие весь нижний этаж. У изголовья постели стоял увесистый древний радиоприемник с медными рукоятями. Ацтеки, как известно, не умели обходиться без радио.

[ФОН] /// I Appear Missing /// QUEENS OF THE STONE AGE

Клак! Не отводя глаз от стрелка, Игуана протянула руку и включила приемник. Она потянула за номерную бирку на вентиляторе — клак! Тот отключился и постепенно умолк. В комнате стало темно и тихо — только бубнило радио у изголовья. и пыль оседала в мерцающем свете единственного окна, густо оплетенного корнями. По ту сторону окна затевалась буря.

Пепел опустился на матрас, увлекая Бессмертную Игуану за собой. Жрица уселась на него сверху, зажав его бедра между своих твердых коленей. Холодные пальцы Игуаны скользнули по груди слингера, расстегивая и распутывая одежду. Губы жрицы касались его кожи здесь и там, в самых неожиданных местах, но именно так, как ему хотелось. Жрица была искусна в постели. Пепел тонул в ощетинившемся пружинистом ложе. Пьяный от вина, запаха полыни и чужих прикосновений, стрелок погружался всё глубже в тягучую безмятежность. Впервые за много лет ему хотелось запереться с женщиной в одной комнате и долго не выходить наружу.

Она покинула его на миг, чтобы стащить поношенную городскую футболку. Обнаженное тело Игуаны изогнулось над слингером в призрачном воздухе комнаты, озаряемое сполохами далеких молний. Цифры на бирке мерцали в их пурпурных отблесках. Стрелок потянулся и включил лампу — клак! Лопасти пришли в движение, и длинные тени снова закружили меж корней, раз за разом набирая обороты.