Змеиный бог

Дед уставился на него сверкающими глазами. Потом медленно сунул руку за пазуху и протянул слингеру бронзовый портсигар, изображавший южного божка с откидной челюстью. В ротовой щели маленького тотема выстроился ряд тонких коричневых сигар. Старик вдавил треугольный рычажок — щелк! — и челюсть божка отвисла. Полюбовавшись безделушкой, стрелок вытащил короткую сигару двумя пальцами, сунул ее между зубов и, наконец, закурил.

— Я Пепел, — представился он. Свой род занятий слингер пока решил не разглашать. Он сказал: — Я только что с земли ацтеков. Там, где раньше стоял военный макет.

— «Вудсайд»?

— Точно не помню, — сказал Пепел. — В горах около Денвера.

— Нет там макета, — ответил Кайнс, сверкнув глазами из-под шляпы. — Около Денвера только «Вудсайд», армейский полигон. И там не мешиков земля.

Стрелок неопределенно хмыкнул и поскреб колено.

— Я и сказал, что не помню, — признал он.

— Грибы небось ел. — Старик понимающе хмыкнул.

«Вопрос развивать не стоит», — решил Пепел. С макетом явно было что-то не в порядке. Лишний раз убедиться в этом можно было и без посторонних лиц. С другой стороны, не в порядке был и сам мистер Кайнс. Услышь он о золоте… Вопрос развивать определено не стоило.

— Табак на патроны? — предложил слингер.

— Не нужно. Пневматика, — отозвался дед.

У его локтя на раме покоилось индейское духовое ружье необычной конструкции, весьма неудобное с виду, с метелкой из пожухлых перьев на стволе и матовой морской раковиной в области затвора.

Пепел молчал. Кайнс помедлил и протянул ему портсигар. Стрелок, не особенно церемонясь, переложил часть коротких сигар из жестянки в нагрудный карман. Когда он вернул деду сигаретного божка, зубы у того изрядно поредели.

— Кецалькоатль? — Слингер кивнул на медную физиономию.

Старик впервые приподнял шляпу и осмотрел Пепла, не скрываясь в тени.

— Шочипилли, — сказал он. — Цветочный принц. Бог пейотля.

У старика был выразительный профиль и смуглые, почти орлиные черты. Он походил на военного, — а может быть, на южного проповедника, хотя в прерии внешность часто бывала обманчивой.

— А Кецалькоатль — бог чего? — спросил Пепел.

— Много чего. Бог знаний. Бог змей.

— Бог солнца?

— Это не он. Уицилопочтли бог солнца.

— В яме?

— Что?

— «Солнце в яме». Это тебе о чем-нибудь говорит?

Кайнс проигнорировал вопрос. Он посмотрел вдаль и пошевелил губами.

— А может кто-то назваться богом ацтеков, — спросил Пепел, — Так, чтоб ацтеки ему поверили?

— Это случалось, — ответил Кайнс. Он помолчал и добавил: — И плохо заканчивалось.

— Почему?

— Они будут служить такому богу. Но только он должен будет всё время доказывать, что он бог.

— Доказывать? — спросил Пепел.

— Творить чудеса. Тело служит богу, а бог должен служить людям. Иначе тело казнят. Как Монтекасуму.

Стрелок поскреб щетину.

— Или как Иисуса Христа, — добавил он.

Дед снова пошевелил тонкими губами. Когда Пепел уже решил, что старик обиделся насовсем, и перестал ждать ответа, мистер Кайнс ожил снова.

— Кое-где принято считать, что Кецалькоатль и есть Сын Божий, в понимании ацтеков, — сказал он. — Но дело-то в том, что так может думать только белый. У змеиного бога нет ничего общего со Спасителем.

— А с дьяволом? — спросил Пепел, сам не зная, зачем.

Пришел черед старика удивиться.

— У мешиков нет лукавого, не к ночи он будь помянут, — сказал он. — Это Кортес был уверен, что ацтеки молятся Сатане. А мешики думали, что он сам ест мясо своего бога во время причастия. Для ацтеков это было ужасное святотатство, достойное чернейшего из живых демонов.

Старик хрипло и коротко рассмеялся — будто хворост захрустел под колесом одноколески. Пепел ждал продолжения, но его так и не последовало. Тогда слингер уселся прочнее, поднял высокий ворот и надвинул шляпу так низко, что его костюм превратился в единый, почти непроницаемый для ветра панцирь. Мысли Пепла были в беспорядке с самого начала, но теперь беспорядок только ширился, и он решил оставить сложный разговор как есть.

— Я хочу осмотреть Фонтейн, — сказал Пепел. — Там кто-то живет?

— В мотеле светится, у колеса, — туманно ответил старик.

Пепел кивнул и задремал, покрепче ухватившись за сиденье.

Его разбудил голос Кайнса:

— Фонтейн, штат Колорадо!

Моноциклет стоял в пыли у обочины.

Пепел обнаружил, что проспал часа полтора: вокруг весьма похолодало, а созвездия над головой успели совершить полоборота. Стрелок спрыгнул в мягкий песок и притопнул, разминая затекшие ноги.

— Я вспомнил, чего еще Кецалькоатль бог, — сказал Кайнс из темноты.

— Чего? — спросил Пепел.

— Медяк.

— Что?

— Тот медяк, что ты доставал вместе со спичками. Плата за дорогу. А с меня информация.

Слингер вытащил из кармана последнюю фишку, подышал на нее, да и швырнул ее старику. Тот поймал медяк и убрал его в дождевик.

— И? — спросил Пепел.

— Конец света, — ответил старик. — Кецалькоатль бог конца света.

Мистер Кайнс дернул рычаг, и одноколеска покатила прочь, бурча и разбрасывая пыль в свете фонаря. Пепел остался во мраке, среди шумящих трав и негромко цокающих ночных сверчков. Над головой его яркими россыпями кружились кометы и созвездия.