Змеиный клубок

— Тогда жди. Она уже на подходе, понимаешь? Но баба очень волевая. Заряжена на противодействие. Кроме того, этот препарат, который ты мне достал, очень серьезный. Им надо осторожно работать, не спеша.

— Нельзя не спеша, понимаешь? Надо быстро.

— В течение пяти дней будет результат. Если будут деньги.

— Вот оно что, — усмехнулся Воронков, — не подмажешь — не поедешь, стало быть?

— Понимай как хочешь. Но пятьсот баксов за это — мало. Тем более если двести из них идет зав-отделением.

— Если сделаешь завтра, получишь десять тысяч сразу, послезавтра — только восемь, на третий день — шесть, на пятый — только две. На шестой — получишь шиш плюс серьезные трудности в личной жизни.

— Завтра не будет, это точно. Третий-четвертый — реально.

— Соответственно и деньги прикидывай. Самое главное, чтоб было.

— Будет. Единственно, чего боюсь, — чтоб не перекрыть дозы. Ведь эта штука так может расслабить, что человек вообще не выйдет из сумеречного состояния и будет чем-то вроде жвачного животного. Речь потеряет, например. Кроме того, могут быть побочные эффекты. Я о них толком не знаю, потому что литературы по этому препарату почти нет. Если эта штука вдруг ее по почкам или печени продерет — я не отвечаю.

— Да нет, отвечать-то придется. Так что будь аккуратнее. Главное, помни — пока нам хорошо, тебе тоже хорошо. Нам плохо станет — тебе намного хуже.

— Не можешь ты без угроз.

— Кнут и пряник — самые эффективные средства управления людьми. Понимаешь, тут некоторые товарищи немножко сомневаются, не водишь ли ты нас за нос?

— Ты тоже?

— Я? Упаси Господь! Я в тебя верю. Но я не самый главный, к сожалению. Теперь многие, знаешь ли, страдают подозрительностью. И они отчего-то думают, будто ты давно уже все выцарапал, но тянешь до последнего. Допустим, до этого самого четвертого-пятого дня. Тогда нам будет и двадцати тысяч не жалко, а тебе очень захочется их заполучить.

— Я, по правде сказать, заплатил бы вам, чтоб вы от меня отвязались. Только нечем.

— Вот потому-то и нечем, что ты вяло работаешь. А отвязаться тебе вряд ли удастся. У тебя сын где учится? В Сорбонне?

— Разве я об этом забываю?

— Это само собой. Помнишь — и молодец. Надеешься небось, что сын там пристроится, в Европе?

— А что ему тут, в Совке, делать?

— Опять же, глядишь, на старости лет надеешься и сам туда нырнуть, верно?

— Надеюсь. Теперь не запрещено, слава Богу…

— Так вот, Миша. Помни, что в Европах очень не любят тех товарищей и господ, которые были с КГБ связаны. И тем более — с «пятеркой». Ведь ты, дорогой, в спецпсихушке немало потрудился. За кордоном сейчас полно твоих пациентов долечивается. А диссиденты — народ подлый и пакостный. Они тебя так оплюют, если узнают, что мало не покажется. Могут и вовсе случайно пристукнуть. Среди них и настоящих психов полно.

— Опять пугаешь? Что ты за человек, в самом деле.

— Я не пугаю. Я напоминаю, а то ты уже вроде

бы сказал, что заплатил бы, лишь бы с нами дела не иметь. Нет, так просто это не делается.

— Ладно. Я уже все понял.

— Проводи меня к ней.

— Охота по нашему зверинцу прогуляться? Пошли. Халат только возьми.

Воронков уже подошел к вешалке, чтобы снять с нее халат по плечу, когда в дверь постучали скорее требовательно, чем просяще.

— В чем дело? — Усольцев открыл дверь и впустил взволнованную женщину лет пятидесяти, в халате и белой шапочке.

— Михаил Иванович… — Докторша искоса поглядела на Воронкова. — Вы не очень заняты? Мне бы хотелось с вами поговорить…

— Вы знаете, если не срочно, то немного попозже. Сначала нам надо бы сходить с вами в тридцать восьмую.

— О Господи, — ахнула женщина, — я как раз по этому поводу. Вы ее не переводили?

— Не понял…

— Боже мой! — еще больше разволновалась врачиха. — Ее же нет. Она ушла!

— Кто, Майя Андреевна?

— Митрохина ушла!

Воронков только глаза выпучил.

— Когда? — спросил Усольцев. — Давно ушла?

— Не знаю… После полдника, наверно.

— Почему так думаете?

— Потому что полдник в пять часов был, и она находилась в палате.

— Как она могла уйти? Там же дверь на запоре и решетка на окне. А на лестнице — санитар дежурит. Не могла же она с третьего этажа спрыгнуть… Даже если б решетку выломала. Не муха же она, в форточку не вылетит… И через двор как прошла? Через ворота? Через трехметровый забор перелезла? Вы во дворе не искали?

— Если б не искала, то сюда не прибежала бы!

— Почти два часа прошло, — заметил Воронков озабоченно. — Могла далеко убежать…

— В шлепанцах и в халате? — усмехнулся Усольцев. — Такое снаряжение к быстрому бегу располагает, особенно осенью.

Воронков посмотрел на него так мрачно, что главврачу сразу стало ясно, что шутить вовсе не следует.

— Не могла она никуда сбежать, — твердо и уверенно заявил Усольцев, — спряталась где-нибудь. Идемте!

Идти надлежало на третий этаж, где находилось, условно говоря, «буйное» отделение.