То, что это отделение особое, становилось ясно еще на площадке второго этажа. Лестничный марш был перегорожен от пола до потолка прочной переборкой из доски-сороковки, обшитой оцинкованной жестью. В переборке имелась прочная дверь с массивным, тюремного образца замком, а сбоку, со стороны перил, была натянута в два слоя прочная сетка-рабица. У двери, на лестничной площадке, сидел за столиком дюжий санитар.
— Вот, — сказал Усольцев, обращаясь к Воронкову, — это Дима. Пройдете вы через него, Владимир Евгеньевич, если он вас пропустить не захочет?
Воронков отвечать на глупый вопрос не стал и спросил непосредственно у санитара:
— Кто в течение последних полутора часов проходил мимо вас, помните?
Дима немного опешил, бросил с высоты своих без малого двух метров тревожный взгляд на главврача и пробасил:
— Полутора? С полдника, если считать, да? Вверх или вниз?
— В оба направления.
— Да вроде все свои… — Интеллекта у Димы было не в избытке, но место он потерять боялся, это чувствовалось.
— Кто именно? — Воронков поднял на Диму свой проницательный чекистский взгляд. — Вы в лицо всех помните?
— Конечно, — захлопал глазами санитар. — Значит, ребята полдник разносили. Крикунов и Марченко…
— Что пронесли наверх? — перебил Воронков.
— Котел, там кефир в пакетах и булки.
— Котел был открыт или закрыт? Крышка на нем была?
Усольцев едва подавил усмешку. Неужели этот верный дзержинец подозревает, что Галину Митрохину могли в котле вынести?
— Там крышки не было, — ответил Дима. — Большой котел.
— Женщину в него не впихнуть, — сказал Михаил Иванович, — это просто большая кастрюлька.
И он показал Воронкову, каких примерно размеров был котел.
— Сколько там, наверху, на довольствии?
— Восемнадцать человек, — вместо Усольцева ответила Майя Андреевна.
— Значит, восемнадцать кефиров в пакетах по 125 граммов и восемнадцать булочек, — что-то прикинул в уме Воронков. — С верхом был котел заполнен?
— Да, немного с верхом… — пробормотал Дима, теряясь в догадках, на хрена все это начальнику надо.
— Еще кто наверх поднимался?
— Ну вот Майя Андреевна, завотделением, два раза туда и обратно сходила, — начал перечислять санитар, — уборщица проходила, потом сестры бегали раз пять…
— Какие?
— Надя, Аня… И еще кто-то, не помню.
— Понятно, — произнес Воронков. — Ладно, пойдем наверх.
Дима отпер дверь, пропустил Усольцева, Воронкова и Майю Андреевну.
Площадка третьего этажа была перегорожена металлической сеткой, наваренной на раму из стальных уголков, с двумя дверцами — через одну можно было выйти с площадки на лестницу, а через другую — с площадки в коридор. Тут, в этой клетке, на площадке было что-то вроде курилки, где около урны сидел на табуретке санитар, похожий на Диму и ростом, и лицом.
— Открой, Артем! — попросил Усольцев.
— А она не заперта, Михаил Иванович, — благодушно ответил санитар.
— Не боитесь, что больные разбегутся? — полушутя спросил Воронков.
— Куда они денутся? — хмыкнул Артем. — Палаты заперты, внизу Дима караулит.
— Хм! — покачал головой Воронков, первым проходя в коридор.
Тут пахло хлоркой и аптекой. Желтый кафель пола маслянисто поблескивал, недавно протертый мокрой тряпкой. По правой стороне коридора тянулся длинный ряд окон, с внутренней стороны затянутых все той же металлической сеткой, а с внешней — зарешеченных. С левой стороны коридора на неравных расстояниях друг от друга располагалось несколько дверей с номерами. Какого-либо дикого хохота, воплей, визгов или воя не слышалось. Лишь из-за одной двери долетало какое-то не очень громкое пение, а может быть — мычание.
У окна стоял еще один санитар, разговаривая с белокурой накрашенной медсестрой.
— Вы что, Майя Андреевна, никому из них ничего не говорили? — вполголоса спросил Воронков у заведующей отделением.
— Тут ведь особый случай… — Майя Андреевна покосилась на Усольцева. Главврач разрешающе кивнул, мол, этому можно все говорить.
— Понимаете, Михаил Иванович мог сам куда-то перевести эту больную. Я тут отпрашивалась до обеда… Ну и поэтому решила сперва сообщить главврачу, не беспокоить персонал и не привлекать внимание…
— Странно не это. Странно, что при таком количестве народа она куда-то исчезла. Палата у нее, насколько я помню, была отдельная…
— Да, тридцать восьмая — это отдельный бокс. Ключ я всегда при себе держу, без меня туда никто не заходит, — полушепотом пояснила Майя Андреевна.
Дверь с номером 38 находилась в самом дальнем конце коридора. Коридор продолжался влево, но быстро обрывался. Его перегораживала стена с небольшой дверцей. А дверь тридцать восьмой палаты находилась за углом.
— Откройте, пожалуйста, — попросил Воронков. Майя Андреевна, волнуясь, вытащила ключ, вставила в замок.
Когда открылась дверь, Воронков спросил:
— Ничего тут не трогали, Майя Андреевна?
— Абсолютно. Только заглянула. Сами видите — тут негде прятаться.