Змеиный медальон

– В прошлый раз, – тяжело, раздельно заговорила Мара, не со скрипом уже, а с каменным скрежетом, – к нам пришли двенадцать браккарийских воинов, четыре десятка королевских солдат и всего один жрец Шалаоха. Каждый браккариец стоит бою в семерых, убить его трудно, а когда рядом жрец, почти невозможно. Мы не станем драться. Мы закончим сборы и уйдём.

– Но ты же растила из нас мстителей! Ты обещала, что однажды мы поквитаемся с убийцами!

Кешка затаил дыхание: надо же, кто-то осмелился перечить матриарху, да ещё прилюдно.

Старуха с трудом привстала, и все, даже Грундя, кинулись ей помогать.

– Верно, обещала, – она вцепилась в рукав его рубахи, заглянула в лицо. – Разве я когда-нибудь обманывала тебя, мальчик?

Кешка знал силу её взгляда. Грундя конвульсивно подёргивал головой, часто моргал, ресницы его дрожали, как крылышки у пчелы. Отвернуться он не мог.

– Время отмщения придёт, – продолжала Мара. – Скоро, но не сейчас. Верь мне.

И всё. По смягчившемуся, посветлевшему лицу Долдона Кешка понял – верит. Бунт подавлен.

Так вот зачем она затеяла рискованное подглядывание за браккарийцами – чтобы напугать своих подданных, слишком горячих и безрассудных…

Долдон помог старухе выбраться из шалаша. Слухачи обступили её, как первоклашки учительницу. Что они будут делать, если её не станет?

– Идите, – велела Мара. – Собирайтесь. Завтра утром мы двинемся в путь.

Маленькая, скособоченная, коряга корягой, она смотрелась полководцем, отдающим приказ к наступлению, а не к бегству.

– Пошли, Кен, – Маниська взяла Кешку за руку. – Сколотишь ящики для кур, а то Стуку некогда.

– Ладно, сейчас. Только спрошу кое-что…

Он двинулся следом за Марой и Долдоном, волоча Маниську за собой, как на буксире – отпускать его руку она ни в какую не хотела.

Старуха остановилась.

– Ступай, Грундя.

Кен и Маниська взяли её под локти.

– Ну, о чём ты хотел спросить?

– О том, что вы сказали, – промямлил Кешка, остро чувствуя что Маниська впитывает каждое слово. – Когда всё закончилось… Мне ведь не послышалось? Вы сказали, они боятся… меня.

– Рада, что ты научился слушать, – проворчала Мара с усмешкой.

Маниська взвилась:

– А почему я не слышала?

– Потому что я обращалась не к тебе, а к Кену. Позже попробую тебя научить. А ты, мальчик… Почему, как ты думаешь, браккарийцы снова объявились в нашей глухомани? Всякий, кто способен улавливать вибрации в ткани мироздания, чувствуют, когда открываются врата с Той Стороны. Это похоже на рябь на воде, вызванную дуновением ветра. Мы знаем, откуда он дует, но не можем указать место, где он рождается. Однако теперь ты соединился с Сердцем земли, твое сердце ответило его биению, а это всё равно что поставить метку на карте.

– Но прошло всего пять дней. Как они добрались так скоро! – воскликнула Маниська.

– Хороший вопрос. Возможно, кто-то, наделённый истинной силой, помог им сократить путь… Или заранее подсказал, где искать. А это значит, что ты, Кен, для них, как маяк…

– Не бойся, – быстро заговорила Маниська. – Мы заберёмся в лес так далеко, что тебя никто никогда не найдёт. Знаешь, какой наш лес большой? Это тут поля и холмы, а дальше к северу не было ни вырубок, ни пожогов. Мы уйдём в самые дебри, мы принесём жертвы лесовикам, и они скроют нас от чужого глаза…

– Уймись, тараторка! – скрипнула Мара. – Кен с нами не идёт.

Маниська ахнула, а старая ведьма встала перед Кешкой, положив руки ему на плечи.

– Лесные духи не помогут. Браккарийцы не знают, кто ты и с чем пришёл. Вдруг ты великий маг и здесь, в глуши, собираешь силы, чтобы восстать против их власти? Они будут искать тебя. И в конце концов найдут. А с тобой и всех нас. Тебе придётся уйти. Я не для того спасала этих детей, чтобы подставить их под удар ради одного человека.

– Нет! – вскрикнула Маниська.

Кешка опустил голову.

– Понимаю.

Чувство было такое, словно ему объявили смертный приговор. Да так, по сути, и было. Без этих лесных ребят, которых про себя считал дикарями, без Мары со всеми её странностями и замашками владычицы морской – сколько он протянет, неделю, месяц? Если не браккарийцы вырвут ему сердце, так вспорют брюхо ракены… или волки, когда он, обессилев от голода и одурев от одиночества, заснёт под кустом…

– Я уйду, – проговорил он отрывисто. – Сегодня же. Постараюсь подольше не попасться. И вы уходите как можно дальше. В такое место, о котором я не слышал.

– Ничего ты не понимаешь, – с досадой ответила Мара.

Её одревесневшие пальцы царапнули локоть – и соскользнули. Теперь она опиралась только на Маниськино плечо, как бы говоря: отныне ты один, сам по себе…

Вздох. Тяжелый и протяжный, как ветер в дымоходе:

– Самое лучшее, фантазёр, что ты можешь сделать, для себя и для нас, это вернуться домой, в свой мир.

И её скрипучий голос показался Кешке слаще пения небесных ангелов.

***