Змеиный мох (СИ)

Полина Питер не любила, а этот район – особенно. Называла унылой достоевщиной. Зато я был влюблен в него с детства. Для меня это было такое… сосредоточие питерской магии и мистики. Покровский остров – далеко не все питерцы знают его название. Рядом Никольский собор – в ясную погоду одного цвета с небом, солнцем и облаками. Голубой с белым и золотым. Семимостье: стоишь на одном мосту и видишь вокруг другие шесть. Там исполняются желания. Чуть поодаль площадь Тургенева с Покровским сквером, еще дальше – Мариинский театр. Мне всегда казалось, что где-то здесь до сих пор гуляет нос, сбежавший от злополучного майора Ковалева.

Хоть Полина и заявила, что ни за что в это болото не поедет, мама продавать не стала и нашла жильцов. Которые вполне ожидаемо превратили квартиру в помойку. Но теперь я мог снять со счета деньги, набежавшие за те годы, и сделать наконец приличный ремонт.

Что ж, вот и еще одна забота, чтобы занять руки, а вместе с ними и голову.

К вечеру, приведя в относительный порядок одну комнату и кухню, я снова влез под душ, потом заказал пиццу и пиво и рухнул на диван.

Ну, считай, выходной убит. Еще один, а там и работа. В понедельник Надя вряд ли выйдет, может, во вторник?

Вот так, Денис Аркадьич, и сходят с ума. Тупо из-за бабы.

Ничего, мы этим переболеем, нам не впервой. Тогда хуже было, во много раз. И сейчас переживем.

Пискнул телефон: пришло сообщение в Вайбер. Ломанулся за ним к тумбочке, как вратарь к мячу. В финале чемпионата мира. Это был личный номер, не корпоративный, его мало кто знал. Каждый раз, когда пищал Вайбер, меня аж подкидывало: а вдруг?..

Надежда, что это Надежда…

Но нет. Не она.

[1] Строки из стихотворения Ивана Бунина "Одиночество"

=39

«Завтра буду проездом, можем встретиться днем».

А вот это уже интересно.

Еще бы понял, если б Мишка. Хотя он в армии. На китайской границе – можно посмеяться. Но Жаннетта? Точно где-то в лесу медведь сдох.

«Конечно».

«Напомни адрес, приеду».

Тогда, уже сев в поезд до Калининграда, я подумал, не погорячился ли. Нет, не в отношении Полины, тут все было ясно. Она могла и не признаваться, я и так все понял. И это была точка – окончательная. Да, люди делают ошибки. Все люди делают. Но с ее стороны это не было ошибкой. А вот уйти, ничего не сказав детям, не попрощавшись…

Я должен был объяснить им все сам. Глядя в глаза. Что мы с их матерью больше вместе жить не будем. Разумеется, не называя настоящей причины. Да, это было бы тяжело. Но – единственно правильно. Что ж, в тот момент, спокойно и методично складывая в чемодан вещи, я мало что соображал. Внутри как будто замерзло все.

Приехав домой, я набрал сначала номер сына, потом дочери. Звонки раз за разом сбрасывались. Тогда позвонил Полине.

«Что тебе еще?» – раздраженно поинтересовалась она, ответив после десятого гудка. Таким тоном, словно это я попался на горячем.

«Что ты сказала детям?»

«Что надо, то и сказала. Что ты от нас ушел. Не собираюсь врать, что срочно уехал родину защищать».

«Вот как? – в глазах потемнело от ярости. - Ну тогда бы уж всю правду говорила, чего там. Что это ты от меня ушла. И изменила - тоже ты».

Телефон коротко пискнул – «соединение завершено».

Только через неделю Мишка наконец взял трубку. Я как мог пытался донести то, что наш разрыв с матерью не означает, будто что-то изменилось в моем отношении к нему и Жанне.

«Ты должен был сказать это нам. Сам. А не убегать ночью, как будто украл что-то».

«Ты прав, - согласился я. – Должен был. Но у меня была причина поступить так. Поверь на слово».

С Жанной поговорить удалось только через три месяца, когда я с трудом выбил оставшиеся две недели отпуска и приехал в Смоленск. Самое интересное, что Мишка всегда был мамин мальчик, а она – папина девочка. Видимо, поэтому мое «предательство» так сильно по ней ударило. С сыном мы худо-бедно какие-то мосты навели, но Жанна ясно дала понять: не простит никогда. Со всем своим подростковым максимализмом.

Да, я мог, конечно, объяснить им, как все обстояло в действительности. Но… выставить перед детьми их мать в черном свете? Поступить так же, как сделала она? Для меня это было неприемлемо. Даже во вред себе.

С Полиной в тот мой приезд все-таки удалось поговорить относительно спокойно. Остановился я в гостинице, мы встретились в кафе и обсудили сугубо прагматические вопросы. В том числе и развод. Не касаясь ничего личного.

«Если тебе не пригорает, может, не будем торопиться?» - спросила она.

«Какой в этом смысл?» - удивился я. – Давать детям надежду, что, может, все еще наладится?»

«Нет. Так они, по крайней мере, не будут беспокоиться, что ты снова женишься, а я выйду замуж».

«Глупо, - возразил я. – А если это действительно случится? У тебя кто-то есть, я тоже могу кого-то встретить».

«Дай им прийти в себя. Я замуж в ближайшей перспективе не собираюсь. Да и ты вряд ли надумаешь жениться, пока служишь. Но если вдруг припрет, я не буду возражать, обещаю».

Я, конечно, многое мог сказать о том, что об их душевном покое надо было заботиться раньше. Но не видел смысла.