Змеиный перевал

О, энто я вам скажу, дело нехитрое. Хозяин тута мистер Мориарти из Ноккалтекрора. Вы-то, сэр, — он повернулся ко мне, — его уже встречали у давы Келлиган той ночью, когда гроза разразилась.

Он сам тут ведет хозяйство?

Энто нет, сэр, мой папаша тута управляется.

Как вы считаете, Энди, ваш отец позволит мне провести исследования на этом участке? — поинтересовался Дик. — При условии, что мистер Мориарти тоже даст разрешение?

Да точняк, джинтманы, со всем удовольствием, натурально, если вреда землице не учините, — поспешил добавить он с природной крестьянской сметливостью, — а уж ежели вред учините, то чтобы заплатили ему, чтобы, значит, не в ущерб.

Конечно, Энди, — заверил я, — я лично отвечаю за то, что ни хозяин земли, ни ваш отец не понесут потерь.

Вместе с Энди мы пошли к старшему Салливану. Он находился в хижине у подножия холма крепкий старик лет под восемьдесят, живой и подвижный, он оказался дружелюбным и открытым для переговоров. Я объяснил ему, кто я такой, гарантировал, что любые наши действия не нанесут ему ущерба, а если повернется иначе, мы компенсируем убытки. Дик, в свою очередь, рассказал, что наша цель — найти способ остановить продвижение болота, что могло бы повысить ценность участка и обеспечить процветание хозяйства на годы вперед. Вскоре Дик извлек из кармана рабочий блокнот и стал делать записи о своих наблюдениях, которые могли пригодиться при его дальнейших аналитических исследованиях. Он измерял толщину почвенного слоя, проверял его состав, постукивал по камням небольшим горным молотком, который всегда был у него с собой. Наконец, он набросал в блокноте карту местности. Я помогал ему в качестве ассистента во всех измерениях. Энди на некоторое время оставил нас, но затем вернулся, заметно раскрасневшийся. Глянув, как он приближается к нам, Дик заметил:

Похоже, Энди выпил за здоровье всех своих родственников. Надо найти ему тут занятие, иначе до дома нам не добраться.

А тем временем объект его беспокойства добрел и уселся на валун неподалеку от нас. Помолчав, он произнес, обращаясь к Дику:

Ну энто, сэр, можа, чем помочь вам? — проговорил Энди. — Точняк, коли руки нужны в помощь, мои сгодятся. А, можа, хотите забраться на вершину горы?

Тама вид открывается прям совершенно, точняк вам понравится. Хотя на хромой ноге туда, конечно, не очень…

Отличная идея! — заявил Дик. — Сходи на вершину, Арт. Работа скучная, и Энди сможет подержать для меня измерительную ленту и принести нужные инструменты. А ты потом расскажешь мне, что видно с вершины.

О, сэр, вы нам потом все расскажете, — сказал Энди, когда я приготовился к подъему. — Ступайте по тенечку, можа, на пути еще на болото какое наткнетесь.

У меня возникли кое-какие подозрения относительно замыслов Энди, так что я пристально глянул на него, чтобы понять, не затевает ли он очередную свою нелепую шутку, но лицо его оставалось серьезным и невозмутимым, а взгляд был сосредоточен на стальной ленте, которую вручил ему Сатерленд.

И я отправился в гору. Прогулка — или восхождение, если пожелаете, — была исключительно приятной, склон порос травой, тут и там, на нижнем участке пути, встречались небольшие купы кривых деревьев, согнувшихся в восточном направлении из-за преобладающих западных ветров; я заметил ольху, рябину, боярышник. Ближе к вершине деревья исчезли, им на смену пришли заросли кустарников. С южной стороны деревья и кусты были крепче и выше, чем на северном и западном склонах. Приблизившись к самой вершине, я неожиданно услышал пение. «Боже милосердный! — воскликнул я мысленно. — Какие изумительные голоса у местных женщин!» я прислушался и медленно пошел на звук, стараясь не шуметь и не спугнуть певунью. Странное ощущение — замереть в тени у самой вершины в ясный сентябрьский день и вслушиваться в «Аве Мария», исполняемое неизвестной, невидимой мне женщиной. Меня позабавила мысль, что знакомство мое с местными девушками ограничивается пока «голосом из ниоткуда».

В этом пении было утонченное, возвышенное очарование — нежное, печальное, словно земной дух говорит о себе неземным голосом, я был совершенно уверен, что в нем звучит глубокое горе, обращенное к Матери Печалей. Я слушал и испытывал чувство вины, как будто мое присутствие вносило нечто профанное в святилище женственности, и я со всей возможной суровостью заявил себе следующее.

Несчастная девушка пришла на вершину холма в поисках уединения. Она думает, что рядом с ней здесь лишь Природа и сам Бог, потому она может свободно изливать душу. Но низкий, презренный человек тайком проник в храм ее одиночества, вторгся в ее молитву. Позор, позор!

И еще: все мужчины — лицемеры! Несмотря на чувство вины, я продолжал вслушиваться в ее пение, не отступал перед таинством единения певицы и Природы, я нарушил допустимые границы, но не имел сил отступить. Я притаился за кустом и осторожно выглянул в надежде увидеть обладательницу чудесного голоса.