Змеиный перевал

Сердце мое замерло, и в смятении и надежде, пробудившейся вновь в моей груди, казалось, весь мир наполнился солнечным светом. На мгновение я чуть не потерял сознание, колени задрожали, в глазах потемнело. Затем ужасные сомнения и подозрения вкрались в мою душу. Я не мог поверить, что вижу мою незнакомку — здесь и сейчас, когда я меньше всего ожидал встретить ее. Но следом пришло желание действовать.

Не знаю, как сделал первый шаг. До сих пор не могу понять, как искал путь к тому отдельно стоящему уступу скалы от гряды, с которой увидел девушку, скользил я или карабкался, шел в обход или напрямик. Все, что я могу вспомнить, как перебираюсь через большие валуны, а затем бреду сквозь высокую плотную траву у подножия скалы.

Там я остановился, чтобы собраться с мыслями, — хватило мгновения. Я был слишком охвачен порывом, чтобы долго раздумывать, и выбора у меня не было. Я помедлил лишь для того, чтобы не испугать незнакомку внезапным своим появлением.

Наконец я решился и поднялся на скалу. Я старался не шуметь, но не пытался скрываться. Она, очевидно, услышала шаги, потому что она заговорила, не оборачиваясь:

Мне пора идти?

Я не ответил, пересекая небольшое плато, и она вскочила и развернулась — взгляд ее пронзил меня насквозь, словно шпага, а сияющее солнце разогнало туман на душе.

Артур! — Она едва не рванулась навстречу мне, но потом резко остановилась, побледнела, а затем вспыхнула так, что заалели и щеки, и даже шея; она закрыла лицо руками, и мне показалось, что я разглядел слезы, блеснувшие между тонких пальцев.

Я стоял, как громом пораженный. Это и вправду была она — моя прекрасная незнакомка, сердце мое бешено колотилось от радости, долгая тоска и тревога покидали меня так, что все тело сотрясалось от дрожи, когда я воскликнул изменившимся, непривычным голосом:

Наконец, наконец! — И слезы хлынули из моих глаз.

Сухое и горькое горе сменилось оживляющей влагой счастья и восторга.

В одно мгновение я оказался рядом с ней и нежно сжал ее руку. Это был мимолетный жест, потому что она с громким вздохом отстранилась, но за секунду соприкосновения словно весь мир промчался передо нами, и мы поняли, что любим и любимы. Некоторое время мы стояли молча, а потом присели вместе на валун — она застенчиво выбрала место на небольшом расстоянии от меня.

Имеет ли значение, о чем мы говорили? Нам особо нечего было сказать, никаких новостей — старая-старая история, повторяющаяся снова и снова со времен Адама, который проснулся и обнаружил, что новая радость вошла в его жизнь. Тем, чья стопа ступала в Эдеме, слова не нужны; тем, кто еще не касался той священной земли, нет нужды объяснять — ибо их время познания еще впереди.

Лишь некоторое время спустя, когда мы уже сели и обменялись первыми нежными словами, такими милыми, хотя никому, кроме нас самих, они не показались бы чем-то большим, чем собрание банальностей, но такова природа любви, превращающей очаровательные пустяки в небесное чудо! — лишь после этого я заговорил о чем-то более серьезном и важном.

Скажи мне свое имя. Я так долго мечтал узнать его, все эти долгие, невыносимо пустые дни.

Нора — Нора Джойс. Я думала, ты знаешь.

Она застенчиво взглянула на меня, вспорхнули ресницы, легкая краска снова расцвела на девичьих щеках.

Нора! — я произнес это имя, и вся душа моя отозвалась трепетом. — Нора! Какое прекрасное имя! Нора! Нет, я не знал, если бы знал, зачем бы сидел я в ожидании на вершине Нокнакара? Я искал бы тебя здесь.

Я думала, ты помнишь меня с той ночи, когда привез домой моего отца, — в интонации ее просквозило разочарование, и я почувствовал холодок, пробежавший по спине.

Той ночью я не видел тебя. Было так темно, что я чувствовал себя слепцом, — я лишь слышал твой голос.

Я думала, ты запомнил голос, — разочарование не уходило.

Каким же я был глупцом! Голос, чудесный голос, который невозможно забыть!

Я подумал, что твой голос знаком мне, когда услышал его там, на холме, но когда увидел тебя и влюбился, с этого момента все прошлое померкло, прежний мир перестал существовать и мне не с чем стало сравнить!

Она привстала, но потом снова села на камень, покраснев — на этот раз, вероятно, от удовольствия, и я воспрял духом.

Меня зовут Артур, — я произнес фразу и вздрогнул от внезапной мысли — она ведь назвала меня по имени, едва увидев здесь сегодня, и как-то нелепо было теперь представляться, но я все же продолжил, опережая возможную ремарку: — Артур Северн, но, впрочем, ты это знаешь.

Да, я слышала, как о тебе говорили на Нокнакаре.

И кто же?

Энди, возница. В тот день — следующий после нашей встречи на холме — он увидел меня и мою тетю и подошел поздороваться.

Энди! Этот вездесущий Энди! Ну погоди! С тобой давно пора что-то делать!

Тетя? — переспросил я.

Да, моя тетя Кейт. Отец послал меня к ней, он хотел, чтобы я меньше смотрела, что делается в нашем прежнем доме, так как это огорчает меня, ведь там столько вещей, принадлежавших моей маме. Отец ужасно переживает за меня, а я за него. Было так трогательно, что он отослал меня, — он всегда очень, очень добр.