Значит, будем импровизировать (СИ)

Из того, что я успел сейчас услышать, было ясно одно: Эовин целый день не расставались с фляжкой, полной эля, пела песни на непонятном языке, потом устроила разборки своему другу Бредлингу, чуть не выбив ему все зубы. Далее, решив, что и этого мало, она натравила на него свою лошадь (на этот факт я вообще не знаю как реагировать), которая, естественно, сбежала, почувствовав запах свободы. А княжна с криками: «Прр, Зорька! К ноге!» — бросилась в безнадёжную погоню. И никому, ни единому человеку, не пришло в голову её остановить, потому что она уже месяц как не в себе, и перечить ей — себе дороже, видите ли. Мрак. Мрак полнейший, у нас в Лихолесье даже мысли о подобном поведении считаются непростительными, а тут — сколько угодно. Зато поёт «душевно».

Конечно, можно было бы поднять всех на уши, собрать поисковые отряды, и, забыв о цели нашего похода, прочёсывать горы до рассвета. А с первыми лучами солнца найти обезображенное тело княжны на дне какого-нибудь ущелья. Но времени не было даже на лишний привал — дать лошадям отдохнуть. Людей как можно скорее следовало укрыть от орков. Через час начнёт темнеть, в одиночку я найду Эовин быстрее…

— Не ходи за мной, — кинул я через плечо пытающемуся поспеть Бредлингу.

— Ты не понимаешь. Я должен увидеть её, извинится. Никогда не видел Эовин такой. Она всегда спокойная, степенная. А тут… — запыхавшись, отвечал он — похоже несчастный испытывал к княжне нечто большее, возможно он даже влюблён в неё. Но какое мне дело, сейчас сын конюха только мешал.

— Если хочешь помочь, вернись назад и проследи, что бы Теоден не узнал о случившемся. Возможно, вернёмся мы только к рассвету, — мысленно прикидывал я шансы протащить пьяную Эовин в лагерь, не привлекая при этом внимания короля. — Это единственное, что ты можешь сейчас сделать.

— Позаботься о ней, — крикнул мне вслед уже порядком отставший Бредлинг.

«Надеюсь, ему удастся оставить наше отсутствие незамеченным, иначе потом лишних вопросов не оберёшься», — думал я, пытаясь высмотреть хоть какие-то следы на голом камне.

Моя задача усложнилась после того, как я понял, что след Эовин ведёт в одну сторону, а следы её кобылы — совершенно в противоположную. Доверясь своему чутью (а может, просто мысленно пытаясь оттянуть неизбежный момент встречи с княжной), я выбрал лошадь. Пока искал по каменным лабиринтам, пока высвобождал копыто несчастного животного из какой-то расщелины, а потом ещё возвращался на исходную тропу — порядком стемнело. Кобыла нервничала, явно не пылая желанием в сумерках отправляться на поиски своей хозяйки, а я медлил.

Не имея при себе даже факела, я мог и сам ненароком заблудиться, может, стоит вернуться в лагерь и продолжить поиски с рассветом?.. В крайнем случае, лошадь я спас, хоть какое-то утешение горюющим родственникам. Не знаю, сколько времени я провёл бы в сомнениях, если бы растрёпанная Эовин с безумно горящими глазами сама не выбежала мне навстречу. От неё нестерпимо разило элем. К груди княжна горячо прижимала кожаную бортху, расставаться с которой явно не собиралась. Девушку покачивало, как осину на ветру, но на ногах она пока что стояла уверенно.

— Эльв? — на лице Эовин отразилось удивление (и, кажется, восторг?), — А что ты… ты тут делаешь, а? Тоже домой захотелось, да? А то я тут… Она убежала, как тогда, как Бет! — княжна неопределённо махнула рукой, сжимающей флягу, в сторону лошади. Та недовольно всхрапнула и начала пятиться, нервно перебирая копытами. — И этот каменный лабиринт, стемнело, всё так похоже… Как тогда, понимаешь? Я должна вернуться!

Она говорила что-то ещё, про какую-то Анну, кошек, про окно, про падение, вопросительно заглядывая при этом мне в глаза, будто ожидая поддержки. А я стоял, как гоблин на эльфийской свадьбе (не понимая ровным счётом ничего и мечтая оказаться где-нибудь подальше отсюда), пытаясь вникнуть в суть слов княжны, но понять ничего не мог. В её пламенной речи не было ни слова лжи, как я ни пытался её почувствовать, Эовин действительно верила в то, что говорит. Тогда я заподозрил колдовство, но и тут все инстинкты молчали. А чутьё буквально кричало о том, что с этой девушкой что-то не так, во мне даже на миг зародилась мысль: «Может слухи правдивы, и бедняжка действительно потеряла разум от горя?», но я тут же отмел её. Не стоит обманываться, да, хмель явно ударил девушке в голову, но её речь была разумной, непостижимой для моих ушей, но разумной.

— Как твоё имя? — вопрос был простой и бессмысленный, я даже не ожидал, что она расслышит его, слишком увлечённая своим рассказом. Но Эовин услышала, и чуть помедлив, с запинками, прошептала:

— Алиса. Моё имя Алиса, — это открытие поразило её, казалось, ещё сильнее, чем меня. И прислонившись спиной к ближайшему валуну Эовин (или, как она сама себя называла, Лиса) всхлипнула, пряча лицо в ладонях.