Значит, я умерла

– Она жила бы и дальше, если б не ударилась головой, – продолжал Вильяверде. – Считается, что сотрясение мозга влияет только на мозг, но оно затрагивает и сердце. Учащаются сокращения. Конечно, то, что случилось с вашей сестрой, – это трагедия, но мы убедились, что с причинами смерти все чисто; значит, дальше уже не наше дело.

– Но откуда вы знаете, что все чисто? – накинулась на него я. – Почему не было вскрытия?

– Послушайте, люди почему-то считают, что в полиции вскрывают всех покойников подряд, – возразил Вильяверде. – На самом деле вскрытие обязательно только при насильственной смерти. Во всех остальных – по желанию семьи покойного. Мы предлагали; муж вашей сестры ответил «нет».

Конечно, Тео отказался. Теперь, что бы он ни сделал с Каро, все осталось в тишине и тайне.

Я вытащила распечатку письма Каро.

– Вчера я получила от сестры письмо. Она писала его прямо перед смертью. Вот, прочтите, – я подвинула листок к нему.

– Вы получили это вчера? – Он недоверчиво приподнял бровь. – Но ведь она умерла неделю назад.

– Каро устроила так, чтобы письмо ушло только в случае ее смерти.

– Откуда нам знать, что это она писала? В Сети сейчас что угодно можно подделать.

– Никто, кроме моей сестры, не мог оставить таких указаний на наше с ней прошлое.

Детектив еще раз пробежал глазами листок.

– Она называет вас Додо. Это прозвище?

– Так меня звали, когда я ходила в детский сад. Ее – Каро, а меня – Додо. – Полицейский, по обыкновению, сосредоточился на самом неинтересном. – Но главное не это. «Я часто думаю о маме и о том, как не хочется верить, что и тебя постигнет судьба одного из родителей, пока это не случится». – Я перевела дух. – Это фраза из письма, которое много лет назад написала наша мать. Увидев ее, я сразу поняла, что это сообщение от сестры. Потому что на свете нет больше никого, кто знает все об этом.

– О чем «об этом»?

Мне было бы легче раздеться перед ним до трусов или сигануть в окошко, чем рассказать ему правду. Но выбора у меня не было.

– Наш отец бил нашу мать. Ругались они постоянно, скандалы часто переходили в драки. Особенно если он напивался, что в те времена случалось нередко.

– Вы обращались в полицию?

Я расхохоталась, но тут же оборвала смех.

– Нет, мы с Каро должны были делать вид, что все нормально. В нашей семье не считалось большим грехом, если отец поднимал руку на мать, зато рассказать об этом чужим было бы настоящим преступлением. – Мои родители иммигрировали в Штаты из Северной Ирландии; для них не было ничего важнее, чем их драгоценный кодекс молчания.

– А вас с сестрой отец когда-нибудь бил?

– Нет. Мы же девочки, так что наказывать нас должна была мать.

– Значит, вас била она?

– Это уже не ваше дело. – Слова буквально сами сорвались у меня с языка, но я пришла в полицию не затем, чтобы говорить о матери. Она умерла от рака незадолго до рождения Тедди. У нас было немало разногласий, но я всегда любила ее.

Полицейский нахмурился, но проглотил и это.

– Насколько далеко у вас все зашло с отцом?

– Когда мне было пятнадцать, я нашла письмо. Его написала мама – на случай если с ней что-нибудь произойдет – и положила в семейную Библию.

Я склонила голову низко, как на исповеди. Строчки того письма и теперь стояли у меня перед глазами. «Райан Кроули не плохой человек, но он способен на очень плохие поступки. Если когда-нибудь меня найдут избитой в кровь или я умру от «случайного» падения с лестницы, знайте, что это дело рук моего мужа. Он будет раскаиваться, но поздно. Пожалуйста, берегите моих девочек. Я люблю их».

Дрожь прошла у меня по телу при одном воспоминании об этом, даже столько лет спустя. Каро тогда уже не жила с нами, она училась в колледже, и я в панике позвонила ей туда, не зная, что делать. Но сестра приняла мое сообщение на удивление равнодушно. «Положи письмо туда, где ты его нашла, – сказала она мне, – и сделай вид, будто в глаза его не видела».

«Но как? – рыдала я в трубку. – Ведь он же убьет ее рано или поздно».

«Не драматизируй, – ответила Каро. – Просто они так живут. А ты не обращай на них внимания, живи своей жизнью».

Коп хрустнул костяшками, возвращая меня к реальности.

– Ладно, – сказал он и протянул мне листок с распечаткой письма.

Утром я встала ни свет ни заря, чтобы успеть воспользоваться принтером, пока хозяйка спала. «Если ты читаешь это, значит, я умерла. Как бы ни выглядела моя смерть, она не случайна. Тео уже убил одну жену, и это сошло ему с рук. Заставь его ответить за мою смерть, чего бы это тебе ни стоило».

Он кашлянул.

– Кто была эта первая жена?

– Раньше я ничего о ней не слышала, – ответила я. – Но вчера спросила о ней Тео. Он не назвал мне ее имени, но и не отрицал, что был женат прежде.

– Он сообщил вам какие-то подробности?

– Я спросила его, где ее похоронили: на том же кладбище, что и Каро, или нет. Тео сказал, что нет.

– И всё?

Даже я была вынуждена признать, что это звучит слабовато.

– Он разозлился. И удивился, что я знаю. Но я могу расспросить его подробнее. Просто тогда мы с ним стояли уже у самой могилы, неудобно было наседать. Я…

– Вам ничего не придется делать.

– Но я могу…