Это голос матери преследовал меня всю жизнь. Всю жизнь я считал себя чудовищем, таким ужасным, что родная мать хотела убить меня. Бессвязное воспоминание мучило меня с раннего детства, отравленным осколком засев в памяти. Теперь оно вернулось: мать снова и снова наносила мне удары ножом, а я принимал их как очищение через кровь. Если я умру, значит, я заслужил смерть. Почему-то мысль о том, что я – искупительная жертва, а не мишень, приносила мне облегчение. Мать хотела убить меня не потому, что считала меня монстром, а потому, что знала – монстром был мой отец.
Мать хотела уничтожить меня, как Медея. Древняя героиня убила своих сыновей, чтобы отомстить неверному супругу. Возможно, и моя мать имела в виду именно это. Только я не умер.
Только теперь я понял, что с моей памятью все не так просто: в ней крылась ловушка, каменный мешок со стальной решеткой, в который я не должен был заглядывать никогда. Густой туман клубился над входом, и, стоило мне только обратить в его сторону свой взгляд, вдохнуть его, как голова начинала кружиться, и силы покидали меня. А потом я отходил от страшного мешка чуть-чуть назад, и мне отчетливо вспоминалось то время, когда мать уже ушла, а ее место внезапно заняла Урсула. Но ведь Урсула была в нашем доме задолго до этого. Она была там в ту ночь, когда мать пыталась лишить меня жизни…
Но теперь рядом была душа Кэролайн; она придавала мне силы, которых мне всегда не хватало. Я смело повернулся к ловушке внутри своей памяти и – впервые в жизни – заглянул прямо в нее.
И увидел отца, который вбежал в подвал. Мать завизжала, увидев его, а он кинулся на нее, вырвал из ее руки нож и тут же, одним ударом, вогнал лезвие ей в живот. Она вскрикнула еще раз и упала на меня, заливая меня своей кровью.
И тут я, впервые в жизни, закричал в темноте.
– Может, дождемся копов? – предложила я.
– Дождись, – ответил отец решительно. – Ты и так сегодня едва не погибла один раз. Я сам.
– Сейчас, – ответила я. – Я с тобой.
Мы снова перешли дорогу и двинулись по подъездной дорожке к дому; сломанная косточка у меня болела как проклятая. Фары в машине Тео все еще горели. А на трех ступеньках крыльца и на деревянных половицах у двери дома виднелись следы крови. Отец толкнул парадную дверь, но она была заперта.
– Попробуем зайти сзади, – сказал он.
У меня зазвонил телефон, но я решила не обращать на него внимания и пошла за дом. Дверь на террасу оказалась открыта, порванная сетка трепыхалась на ветру.
Дверь в дом была не заперта.
Мы вошли в прихожую. Направо была кухня, где на столе плавилось недоеденное мороженое Тедди. Налево – гостиная с большим камином. Рядом с ней невысокая ступенька вела к потайной двери, сливавшейся с деревянными панелями стен. Наверное, за ней был ход в пристройку, возможно, наверх.
– Никаких следов крови, – прошептала я.
Мы прокрались в переднюю. Вот там весь пол был в красном. Кровавая дорожка заканчивалась у закрытой двери в коридор. Мы остановились, прислушиваясь. За дверью было тихо.
– Там подвал, – прошептал отец.
– Нам нужно оружие, – сказала я.
– Нужно поторопиться.
Отец вытащил что-то из кармана и начал ковыряться в замке. А я бросилась на кухню и схватила самый большой нож, который нашла. Когда вернулась в переднюю, отец уже открыл замок.
– Почему ты никогда не показывал мне, как это делается? – прошептала я.
– А то у тебя проблем не хватало в детстве…
И он приоткрыл дверь.
Внутри было тихо, только раздавался какой-то странный скрип.
Отец распахнул дверь, и мы почувствовали запах – сырой, землистый, с явной металлической ноткой. Кровь, сразу догадалась я.
В нас до сих пор никто не выстрелил. Хороший знак.
Что-то зашуршало в темноте, послышался слабый стон.
– Там кто-то живой, – сказал отец.
И мы стали спускаться по слабо освещенной лестнице. К потолку цепями был подвешен какой-то человек.
– Тео? – позвала я, и он застонал.
Отец нашарил на стене выключатель и зажег свет. Тео был весь в крови – лицо, торс, ноги и даже босые ступни. Если он был жив, то едва-едва.
– Надо его снять, – сказала я, но отец застыл на месте и показал на пол. Там лежал Бен – рот разинут, глаза остекленели, из горла вырван кусок.
Первый же патрульный, который спустился в подвал, выскочил оттуда как ошпаренный, только ноги вертелись колесом – знаете, как у мультяшных персонажей, когда они удирают от кого-то.
– Спорим, этот уволится еще до пенсии? – прокомментировал отец.
Вдвоем мы смогли опустить Тео на пол, но его руки оставались в цепях. Даже сейчас они торчали вверх, как у сломанной куклы. Когда до нас добрались парамедики, Тео уже бредил. Я пыталась разобрать слова, но ничего не вышло.
Наконец приехали копы и сразу оттеснили нас от места преступления, а вокруг дома расставили прожекторы. Мы старались держаться к огороженному месту поближе, наблюдая, как люди в разных формах то входили в дом, то выходили из него, ступая друг за дружкой, как муравьи.
– Жалко, – буркнул отец.
– Что не мы сравняли счет с Беном?
Он кивнул.