Знаем ли мы все о классиках мировой литературы?

Селина Хастингс, первой из биографов Моэма получившая разрешение Королевского литературного фонда ознакомиться с частной корреспонденцией писателя, которую Моэм распорядился никогда не публиковать, в своей книге приоткрывает некоторые его тайны. Хастингс признаёт, что, несмотря на свой рост, он был гиперсексуален, и, возможно, если бы Моэму удалось жениться на своей давней любви, актрисе Сью Джонс, его однополые вкусы окончательно угасли бы. Моэма всегда притягивали мошенники, плуты и разного рода мелкое жульё – он необъяснимым образом находил их привлекательными. Приятель Моэма, Джеральд Хэкстон, был американцем на двадцать лет младше, как говорит биограф, очаровательным, но совершенно беспутным парнем – алкоголиком и неисправимым игроком с неуправляемым и опасным характером. Одной стороне личности Моэма это нравилось, но другая сторона была очень разборчива и моралистична. Возможно, эта двойственность стала причиной обострившегося в конце жизни душевного расстройства. В 1928 году Моэм, едва добившись развода, спешно покинул Англию, нравы в которой были суровыми и более ханжескими, чем даже в Российской империи, и в роскошной вилле на Французской Ривьере вёл ту жизнь, которая была ему по вкусу.

Моэм прожил долгую жизнь и умер в возрасте почти девяноста лет в санатории для лёгочных больных в Швейцарских Альпах. Перед смертью он выдал парадоксальный, в стиле английского юмора, афоризм: «Умирать – скучное и безотрадное дело. Мой вам совет: никогда этим не занимайтесь». И всё же признаем: мало кому из нас перед лицом смерти достанет мужества отпускать остроты.

Щенок из МИ-5

Популярный писатель Генри Грэм Грин (1904–1991), автор почти трёх десятков известных романов, среди которых «Стамбульский экспресс», «Тихий американец», «Наш человек в Гаване», «Комедианты», «Ведомство страха» и другие, по совместительству был шпионом. Но сначала, в девятнадцать лет, Грэм стал кандидатом в члены Британской коммунистической партии, из-за чего его невзлюбило ФБР и долго запрещало въезд в Америку. Позже Грин переписался в католики, но тоже ненадолго. Из-за слабого здоровья Грина не взяли в армию, но юноше очень хотелось сражаться с нацистами, и закрутились колёса родственных связей. Брат писателя был разведчиком, сестра служила в МИ-6, а двоюродный дед и вовсе был основателем военно-морской разведки Великобритании. Путь Грину на тайную службу его величества короля Георга VI был открыт. Мало кто относился к разведке так, как Грин: «Всё буднично, безопасно, и у каждого есть куда более важная личная жизнь. За годы, что я прослужил в разведке, мне редко приходилось сталкиваться с сенсацией или мелодрамой».

После окончания кратких шпионских курсов его забросили в очень-очень далёкий тыл немецких частей, действовавших в Африке – в Сьерра-Леоне. Грин должен был наблюдать за немецкими подлодками и собирать данные о соседнем Сенегале, находящемся под властью французов, – в это время часть Франции была оккупирована гитлеровцами, а неоккупированная, с режимом Виши, стала фактическим союзником Германии. В главном сенегальском порту в то время стоял на ремонте французский линкор, который, как считали в Адмиралтействе, будучи исправен, мог бы атаковать британские суда. В этой богом забытой глуши Грин должен был следить за почти замершим процессом ремонта французского корабля. Но молодой разведчик горел желанием сотворить хоть что-то полезное, но после того, как руководство отвергло несколько его маловоплотимых идей, махнул на свой пыл рукой и два года составлял рутинные отчёты. Частенько ему случалось присочинить кое-что о своей деятельности, приукрашивая серые шпионские будни и оттачивая писательский слог – проверять-то было некому. Позже выяснилось, что именно эти байки особенно ценились начальством, козырявшим активностью своих агентов. Это и натолкнуло мучимого жарой и бездельем Грина всерьёз заняться сочинительством. «Наш человек в Гаване» был рождён в жалкой лачуге в Африке, углы которой туземцы использовали как нужник. «Однажды, закрыв окна своей комнаты, я за две минуты убил полтораста мух, – рассказывал Грин. – Я направил министру колоний требование построить для туземцев уборную, на что он ответил мне, что подобное требование должно пройти соответствующие инстанции, но, так как в данном случае никаких инстанций не было, мне пришлось напомнить ему о замечании на этот счёт мистера Черчилля. Я получил свою уборную и мог пометить в официальных документах, что там начертано и моё имя…»