Знаем ли мы все о классиках мировой литературы?

Долг солдата перед своими погибшими боевыми товарищами и честь гражданина страны, за освобождение которой они сложили свои головы. Наверное, с точки зрения нас, жителей бывшего Советского Союза, это одно из наиболее важных произведений писателя. Потому что в нём – имена советских солдат, погибших при освобождении Польши. А началось всё с незначительного эпизода. В книге Пшимановского «Студзянки», повествующей о том, как во время боёв на Магнушевском плацдарме у Вислы деревня Студзянки четырнадцать раз переходила из рук в руки, был упомянут погибший офицер Зайнутдинов. Однажды Януш получил письмо, из которого узнал, что его скромная книга стала чуть ли не святыней в далёком узбекском доме в семье Зайнутдиновых.

Вот тогда-то Пшимановский и задумался: а может, именно так увековечить память советских солдат и офицеров, павших за освобождение Польши?

В первом издании книги, вышедшем в 1987 году, 78 556 (!) фамилий…

Януш надеялся, что после выхода книги откликнутся родные погибших, даже тех, чьих имен по той или иной причине не оказалось в книге. И расчёт оказался верным. Писателя и небольшую группу помогавших ему энтузиастов просто завалили письмами.

Буквально через несколько лет было готово к выпуску второе издание, список погибших которого уже состоял из 455 880 фамилий. Вот только время уже было другое.

Издавшее первый том «Памяти» агентство «Интерпресс» ликвидировали. Для того чтобы после этой ликвидации не пропали результаты многолетнего труда, Януш выкупил авторские права на книгу и её архив. Своих денег на выкуп у него не было. Пришлось брать кредит. Чтобы вернуть взятые в кредит деньги и выплатить все проценты по нему, Пшимановскому пришлось продать свой дом.

А потом – и другой, меньший, в который он перебрался. Он сделал это! Главная задача – спасти архив, а вместе с ним и саму книгу – была выполнена…»[3].

Но и в Польше, и в СССР наступили другие времена, и правда о войне уже никому не была нужна. Труд его многолетней поисковой деятельности так и не был издан…

Пшимановский, слава богу, до суда над собой не дожил. Однако последние годы его жизни в Польше превратились в кошмар: по телефону и в подмётных письмах фронтовик получал угрозы смерти за дружбу с русскими, в его доме били окна и пытались поджечь. Друзья звали его в Россию, но храбрый польский офицер отказывался: в его представлении желание покинуть родину – признание хоть какой-то вины перед ней. А какая могла быть вина у человека, пролившего кровь за свободу Польши?

Список наших писателей-фронтовиков можно продолжать и продолжать, но о Сергее Смирнове («Брестская крепость» и др.), Александре Солженицыне («Архипелаг ГУЛАГ» и др.), Виталии Закруткине («Матерь человеческая» и др.), Николае Старшинове (поэте и переводчике), Владимире Тендрякове («Чудотворная» и др.), Иосифе Уткине (поэте, воине и военном корреспонденте, погибшем 13 ноября 1944 года в авиационной катастрофе) и многих других и так написано немало.

В среде западной писательской интеллигенции Вторая мировая не вызвала такой волны патриотизма, как среди писателей СССР. Немногие западные литераторы отправились добровольцами на фронт. Почему? Возможно, в обществе были ещё свежи воспоминания об ужасной Первой мировой войне, в которой немцы проявили свою жестокость, попирая все международные конвенции: бомбили лазареты, травили противников газами, – и предвидение новой катастрофы парализовало дух прозорливых писателей. Но не всех.

«Лётчики не умирают, они улетают и не возвращаются…» – эта бессмертная фраза принадлежит Антуану Мари Жан-Батисту Роже де Сент-Экзюпери (1900–1944) – известному французскому писателю, поэту и профессиональному лётчику. Её бы выбить эпитафией на его надгробии, но, к сожалению, такового нет: 31 июля 1944 года он вылетел с аэродрома Борго на острове Корсика в разведывательный полёт и не вернулся.

Много лет его судьба будоражила мир: высказывались совершенно противоречивые версии – от того, что он дезертировал и где-то себе жив-здоров, до того, что сам свёл счёты с жизнью… Действительно, писатель переживал затяжную депрессию:

«Я болен, и срок выздоровления неизвестен. Но я считаю себя не вправе быть избавленным от этой болезни. Вот и всё.

Между тем я погрузился в страшное уныние, и погрузился довольно глубоко. Мне больно за моё поколение, из которого вылущена вся человеческая суть…»

Но этой одно время очень распространённой версии противоречат его же собственные слова: «…я выбрал работу на максимальный износ и, поскольку нужно всегда выжимать себя до конца, уже не пойду на попятную. Хотелось бы только, чтобы эта гнусная война кончилась прежде, чем я истаю, словно свечка в струе кислорода. У меня есть что делать и после неё».