Знаешь, как было?

– Ну что, мой сладкий сахарок? Говорят, выздоравливаешь? Это хорошо!

Рите так неприятно было видеть и слышать этого человека, что она собралась изобразить привычное недомогание и закрыть глаза, изобразив спящего Николая Николаевича, как мужчина вскочил со стула, и сказал:

– Ну ладно, хомячок, Илюше пора, – потом с идиотской улыбкой, стоя у кровати, странно помахал рукой, просто механически сгибая ее посередине.

Рита выдохнула, редко когда люди вызывали у нее такое нежелание с ними разговаривать и вообще их видеть. Почти выходя, у самого порога мужчина вдруг развернулся, лицо исказила недовольная гримаса, и он грозным голосом добавил:

– Устроил ты мне, урод, шумиху, так бы и придушил бы тебя, гаденыша, – Рита увидела искаженное злобой лицо, хищный блеск в глазах, и пугливо съежилась под одеялом. – Ну пока, мой храбрый мушкетер, – мужчина опять поменял тон на издевательский, – Илья Петрович поехал по своим делам, теперь он все время занят, потому что исправляет твои выходки, ублюдок ты, недоделанный, – добавил он писклявым детским голосом, и, кривляясь, вышел за дверь. Вся его банда быстро двинулась за ним.

Девушка еще долго лежала под одеялом, будто спрятавшись под ним, словно оно могло защитить ее от злого Ильи Петровича. «И там все провалила, и тут все не так…»

Больше всего Риту беспокоило то, что задание пошло не по плану и теперь непонятно было, как будут расцениваться ее действия, и что будет с ней дальше. Она иногда поглядывала на лежащий рядом мобильный телефон и понимала, что может позвонить по нему куда угодно, но в том же время она прекрасно помнила, что люди из серо-синего мира – ребята серьезные, и пыталась делать все возможное, чтобы задание засчитали выполненным. Однажды к ней даже пришла мысль, не оставят ли ее в теле этого Николая Николаевича, но ответа на возникший вопрос она не знала и продолжала медленно выздоравливать.

Однажды к ней пришла очередная посетительница – обычная женщина – взрослая, с темными волосами, аккуратно одетая, и осторожно зайдя в палату, скромно встала у двери, теребя в руках сумочку, словно стеснялась пройти дальше. Рита не имела ни малейшего понятия, кто это такая и кем ей теперь доводиться, но как только та вошла, ей сразу стало плохо – резко всю затрясло и заболело одновременно в области сердца и рана в боку. Рита сразу глянула на запястье: «Похоже, что-то не то, может, меня возвращают обратно?», но сквозь кожу ничего не виднелось.

Женщина подошла к ней, и, положив небольшой сверток на тумбочку, произнесла: «Вот пирожки, тут с капустой и с картошкой», а потом скромно присела на краешек стула возле кровати. Рите становилось все хуже, она вдруг стала задыхаться и опять глянула на запястье. «Похоже, меня перемещают». В глазах потемнело. Она ожидала возвращения назад, и услышала, как ее посетительница громко закричала: «Позовите врача, ему плохо!», а потом только различила рядом возню врачей. Спустя время Рита увидела все того же Виктора, сидящего вместо женщины, который рассказал ему про случившийся сердечный приступ у Николая Николаевича.

Опять потянулись больничные дни. Рита уже прохаживалась по коридору, ела в столовой отдельную, приготовленную именно для нее еду, даже гуляла с Витей в парке и наслаждалась каждой минутой. Но на душе было тревожно – путешествие в реальный мир затягивалось, и непонимание, что же будет с ней дальше, мешало наслаждаться таким чудесным путешествием в обычную жизнь. Она все чаще посматривала на телефон Николая Николаевича – ему часто звонили, но Рита не брала трубку, что в нее говорить и кому, было непонятным, да и ненужным. Еще она много читала теперь уже книжки и журналы с цветными картинками и яркими фотографиями. Все ей здесь нравилось, если бы не одно обстоятельство – постоянный вопрос, что будет дальше.