Знай мое имя. Правдивая история

Еще одно письмо с тисненой печатью суда округа Санта-Клара пришло на домашний адрес. В нем спрашивалось, не хочу ли я, чтобы Брок сдал тест на ВИЧ, и прилагалась соответствующая форма. А я даже не знала, нужно ли это. Разозлит ли это его? Будет ли он знать, что просила именно я? Можно ли сделать такой тест, не спрашивая меня? На письмо я так и не ответила. В гости заглянула подруга, и я быстро смела конверт со стола. Я предпочитала не обращать внимания на все подряд, поэтому какие-то письма выбрасывала, отказывалась даже думать, как все может обернуться.

Результаты моих анализов из лаборатории так и не присылали. Мне говорили, что из-за широкой огласки дело пойдет быстрее, но месяцы тянулись, а я все ждала. Я думала, причина была в том, что на тесты требовалось много времени, все эти ДНК и кто знает что еще. Но мне сказали, что дело в большом количестве поступающего материала. Передо мной в очереди стояли сотни, некоторые анализы хранились так долго, что покрывались плесенью, некоторые просто выбрасывали, чьи-то — везунчики — замораживали. Как такое возможно? Ведь это не какие-то гниющие фрукты — каждый образец был маленькой частичкой нас, в каждом таилась своя история и надежда. Подобная ситуация означала, что рядом со мной живет огромное число жертв, скрывающихся за повседневной жизнью, ходящих на работу, наливающих себе кофе, не спящих по ночам в ожидании.

Обычно по вечерам после работы я не спешила домой. По причине задаваемого во множестве вариантов одного-единственного вопроса: «Как прошел твой день?». Чаще всего я ехала в центр, оставляла машину на парковке и гуляла вдоль светящихся деревьев по Юниверсити-авеню, наслаждаясь возможностью побыть одной в толпе. Как-то, проходя мимо металлического бокса с газетами, я увидела в правом верхнем углу имя Брока. Схватив газету, я поспешила к машине. Сидя внутри, включила тусклый свет, развернула страницы и отыскала комментарий одной студентки Стэнфорда. Она спрашивала, почему в деле Тёрнера так много говорилось о жертве и почему так яростно осуждалось то, что жертва употребляла алкоголь. На газетную бумагу с глухим звуком закапали слезы. Эта девушка задавала вопросы, спорила и протягивала мне руку в попытке облегчить тяжелую ношу. Я свернула газету вчетверо и засунула в сумочку, чтобы сохранить.

Каждый раз, когда я задерживалась допоздна, мать присылала сообщение, что не может уснуть, пока меня нет дома. Это было что-то новенькое. Раньше в нашей семье такого не практиковалось — я могла возвращаться, когда хотела. Теперь родители спрашивали, где я была, с кем, как я себя чувствую, когда собираюсь домой, — границы моего взрослого мира трещали по швам.

Однажды, когда я была на работе, мне пришло сообщение: «Сперма не найдена». Где-то внутри развязался маленький узелок — хоть его члена во мне не было. «Спасибо!» — сказала я коллеге, сидевшей ближе всех. «И тебе хорошего дня», — ответила она. Что ж, пенильное проникновение отпадает, значит, количество предъявленных обвинений можно было сократить с пяти до трех. Изнасилования не случилось, оставалось только нападение с целью изнасилования. Но радость испарилась, стоило мне осознать, как все это будет представлено в новостях. Все начнут говорить: «Видите! Они ошиблись. Скоро и оставшиеся обвинения снимут. И что же, жертва даже не заплатит за ложные обвинения? У него же есть адвокат! Жаль только, репутация разрушена. Мерзко видеть, как невинного человека используют в качестве козла отпущения. Когда она уже извинится?»

Предварительное слушание назначили на восьмое июня 2015 года. Это должна была быть миниатюрная копия суда, только без присяжных, чтобы определить, достаточно ли собрано доказательств для проведения полноценного заседания. Тиффани пропускала последние недели учебы и вынуждена была сдавать экзамены раньше. Она планировала сказать преподавателям, что должна отсутствовать по «семейным обстоятельствам». В трех из шести случаев разговоры заканчивались слезами — тогда ее брали за руку, гладили по голове или хлопали по плечу. «Это было невероятно трудно», — сказала она мне. Я должна была переговорить с начальницей, чтобы получить отгул. Я безмерно ею восхищалась, но все-таки нервничала. Теперь меня будут воспринимать иначе, если узнают, что обо мне писали в комментариях: «пьяная в стельку», «безответственная», «взбалмошная».