Знай мое имя. Правдивая история

Медсестры вышли, чтобы подготовить кабинет для анализов. Девушка, представившаяся Эйприл, оказалась адвокатом SART. На ней были легинсы и легкий широкий свитер, а голову украшала забавная прическа — копна непослушных кудряшек, собранных в хвост. Ее имя мне понравилось так же, как Джой[8]. Апрель был месяцем дождей и света, временем цветения калл. Эйприл дала мне немного овсянки в пластиковой миске, на кашу она положила кусок коричневого сахара. Ела я все это маленькой белой ложкой из гнущейся пластмассы. Эйприл выглядела моложе меня, но заботилась обо мне, как мать, и постоянно уговаривала пить воду. А я все думала, как она проснулась в такую рань в воскресенье. Интересно, для нее это было обычным делом?

«Это вам», — протянула она мне оранжевую папку на спирали. Внутри лежали ксерокопии брошюрок о посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР) и листочков с номерами телефонов. На одном буклете была изображена девушка с пирсингом в брови — такая вся раздраженная, озлобленная. И надпись большими сиреневыми буквами: «Ты не одинока. В этом нет твоей вины!» — В чем нет моей вины? Чего я не делала? Я развернула брошюру под названием «Реакция на последствия».

Первая стадия — оцепенение, легкая головная боль, необоснованный страх, потрясение. Начинается с первой минуты и длится до двадцати четырех часов.

Вторая стадия — забывчивость, истощение, чувство вины, ночные кошмары. Продолжается от двух недель до шести месяцев.

Третья, последняя стадия — добровольная изоляция, навязчивые воспоминания, суицидальные мысли, спад работоспособности, употребление наркотических веществ, трудности в отношениях, одиночество. Тянется от шести месяцев до трех лет.

Прочитав про первую стадию, я кивнула — поразительное сходство. Но дальше… Кто все это понаписал? Кто разработал столь зловещее будущее? Кто вообще выпустил этот сраный клочок бумажки? И что прикажете делать с этим жизненным графиком какого-то душевно и физически сломленного незнакомца?

— Хочешь позвонить сестре? Дать телефон? — Эйприл протянула мне трубку. — Можешь сказать ей, что через несколько часов будешь готова уехать.

Я надеялась, что Тиффани еще спит, но она ответила молниеносно. Я знаю ее плач. Знаю, как она плачет, когда помнет капот машины, когда не может найти свои шмотки, когда в фильме умирает собака. Но сейчас ее плач был другим: словно птица билась крыльями о стенки стеклянной клетки — это был звук внутренней сумятицы. От него мороз пробежал по коже. Я заговорила ровно и так непринужденно, что сама чувствовала, как улыбаюсь.

— Тиффи! — произнесла я и никак не могла понять, что она мне отвечает. Но это сделало меня еще спокойнее, ведь нужно было унять ее истерику. — Сестрица, у меня тут бесплатный завтрак! Да, я в порядке! Не плачь! Они полагают, что-то могло произойти. Нет, точно они не знают. Всего лишь предосторожность — так, на всякий случай, но лучше мне остаться на какое-то время. Ладно? Сможешь забрать меня через пару часов? Я в больнице Стэнфорда.

Девушка-интерн мягко похлопала меня по плечу и шепотом поправила:

— Вы в Сан-Хосе. В Медицинском центре долины Санта-Клара.

Я с недоумением глянула на нее.

— Прости, оказывается, я в Сан-Хосе, в местной больнице! — сказала я в трубку, а сама подумала: «Я что? В другом городе? В сорока минутах езды от дома?» — Не волнуйся! Я позвоню тебе, когда буду готова.

Я спросила Эйприл, знает ли она, как я сюда попала.

— На скорой, — ответила она.

Внезапно я забеспокоилась о цене, которую вряд ли смогу потянуть. Одни анализы сколько будут стоить! Сосновые иглы, словно маленькие коготки, все еще царапали шею. Я вытащила из волос колючую рыжеватую веточку папоротника. Проходящая мимо медсестра довольно мягко попросила ничего на себе не трогать: нужно оставить все как есть, поскольку предстоит сделать фотографии моей головы и остального. Я вернула ветку назад — словно вставила шпильку в прическу. Кабинет для забора анализов был подготовлен.

Я поднялась — на диване остались сосновые шишки и иголки. Откуда, черт возьми, они вообще взялись? Когда я наклонилась, чтобы поднять их, волосы рассыпались по плечам и еще какое-то количество веток просыпалось на чистый кафель. Я опустилась на колени и принялась складывать все в аккуратную кучку.

— Вам это нужно? — спросила я, держа все в ладони. — Можно выкинуть?

Мне ответили, чтобы я не волновалась и оставила как есть. Я снова сложила все на диван, смущенная беспорядком, который устроила, запачкав безупречно чистый пол и мебель.