Гарри замечал искорки в её тёплых шоколадных глазах и лёгкую улыбку, которую она дарила ему, ловя его взгляд в кабинете у Кингсли. Министр часто собирал у себя глав отделов, и там всегда присутствовала Гермиона Грейнджер. Она, казалось, расцветала и хорошела с каждым днём. Или просто длительное воздержание уже капало ему на мозги… Она приносила ему тыквенные кексы, пилила за выпивку на рабочем месте (Гарри иногда мог опрокинуть стаканчик) и просто бесилась, когда он клеил её помощницу. Она читала ему нотации о приличном поведении и била по голове папкой, когда он закидывал ноги на стол. Она выводила его из себя своей наивной правильностью и могла вернуть с того света, сжав в объятиях. Когда ему стали сниться влажные сны с её участием, а холодный душ по утрам уже не помогал, Гарри решил, что готов трахнуть любую хорошенькую девицу. И на эту роль прекрасно подходила Грейс Парсон, давно уже кидавшая на него многообещающие взгляды. Да, это несомненно не понравится его подруге, но в конце концов, декрета, запрещающего ему спать с её помощницей пока еще нет.
Он остановился у лифта, погруженный в фантазии и мысленно выругался, когда двери распахнулись. В кабине стоял Драко Малфой собственной персоной.
Что это Хорёк здесь делает?
Он молча вошёл, не желая опускаться до разговоров с бывшим Пожирателем. Драко оправдали. Всю вину взял на себя Люциус и гнил в Азкабане. Семья Малфоев лишилась влияния и уважения и, лишь благодаря финансовой состоятельности, держалась на плаву. Драко практически не покидал Малфой-Мэнор, ведя затворнический образ жизни.
— О, великий Поттер, — в своей надменной манере начал Драко, едва лифт тронулся, — говорят, ты тут за бабами волочишься, как ужаленный. Что, не даёт тебе твоя грязнокровка?!
Чтобы закипеть Гарри много не требовалось. Малфой не успел моргнуть, как оказался впечатан в стену лифта, и рука аврора каменной хваткой сжала его горло. Гарри был чуть ниже, но аристократичная худоба Драко заметно проигрывала физической подготовке Поттера.
— Слушай, гнида белобрысая, ещё раз рот откроешь в её сторону, и я собственноручно твой язык засуну в твою же задницу!
Ошарашенного Малфоя спасли открывшиеся двери лифта, который Поттер тут же покинул.
========== Глава 10. Преступая черту ==========
Гермиона нервничала. Это выдавал стук каблуков, который был чуть сильнее, чем обычно. Последнее время слишком многое свалилось на её голову. Поручений от Кингсли становилось всё больше, и даже с её работоспособностью тянуть это было тяжело. Она не жаловалась, нет. Старший заместитель Министра Магии. Она, скорее, гордилась этим, учитывая своё происхождение. Амбиции гнали её вперед все эти годы. Девушка хотела доказать всем и самой себе, что чего-то стоит в Волшебном мире. И ей это удалось. Бруствер, действительно, доверял ей больше остальных. Да, если быть предельно откровенной, половину принятых решений они обсуждали на равных, а не как начальник и подчиненный. Но сейчас к огромной занятости добавились ещё мерзкие письма от какого-то психа.
Она начала получать их год назад. С того самого момента, как заняла новую должность. Тексты были однотипны. Каждый раз её обзывали «грязнокровкой», «шлюхой» или «мразью». Обязательно следовала угроза об её скорой кончине и предупреждение не лезть во власть. Непонятным образом они оказывались у неё в кабинете. Иногда — часто, иногда — с перерывами в несколько месяцев. После первого письма Кингсли вызвал начальника ДМП и приказал тому разобраться. Потом дело отправили в Аврорат, так как считали, что тут замешаны Пожиратели. Но дальше угроз ничего не происходило, и всё спустили на тормозах. Гермиона решила, что какой-то трусливый псих так самоутверждается за её счёт. О новом письме, пришедшем около двух месяцев назад она не стала никому сообщать. Откровенно, она просто забыла о нём, так как в тот момент как раз вернулся Гарри, и мысли полетели абсолютно в другом направлении. Последнее письмо обнаружилось вчера…
Зная своего друга, она не хотела обращаться в Аврорат, считая это дело пустяковым, а тот ведь кинет все силы на её защиту. Сообщила только Кингсли. Больше из-за политических соображений, нежели собственной безопасности. Любые угрозы «своим» людям, он считал угрозами новому политическому направлению. Поэтому, убедил Гермиону никогда ничего от него не скрывать.