Знаю только я

Сегодня шеф извел Высоцкого — Гамлета. Вчера «Гамлет» вышел на сцену. Человечество заносит этот день в летопись, а Лаэрт в это время спал на диване с большого похмелья. Один знакомый встретил меня на «Мосфильме»: «Говорят, у вас гениальный спектакль появился. Так много говорят о нем. Были на семинаре у Эфроса, он рассказывал, что всю ночь не спал, утром позвонил Любимову, но не застал самого и начал выговаривать его жене… Та слушала, слушала и говорит: «Да, и представьте себе — всего шесть досок!» Значит, у вас «Гамлета» делают… А как он его решает? В своей обычной манере?»

— А какая у него манера?.. У него каждый спектакль рещён оригинально.

— Ну, скажем, Любимов не может похвастаться психологическим углублением… В «Гамлете» есть диалоги… и надо разговаривать.

— Что за бред? Какое психологическое углубление? Это что, когда тихо и скучно?.. А разве в наших других спектаклях нет диалогов?.. Когда-нибудь встретимся, поговорим, я выбью из тебя эту хреномуть…

15 января

Третий павильон. Снимаем тайгу — 13 планов. Все говорят, что это последний день съемок. Дай Бог! В 10-м павильоне пробуется Шацкая в «Булычове» — помоги ей, Господи! А дела у нас на театре — хуже не придумаешь. Принц Гамлет запил. В ночь под Старый Новый год. Вместе с шефом. Ужасно стыдно слушать было вчера, какую чушь нес Володечка открытым текстом со сцены. Вечером позвонила в театр Марина — принц в Скли-фосовского, она в отчаянии… одна в России на положении кого? Уговаривал я вчера Володю поехать спать и прекратить, надо бежать на длинную дистанцию, это малодушие… после того дня, как шеф накричал на него, он взялся за стакан, ища спасения в нем, в отступлении, а может, брызнет талант, надеялся…

Надо работать, надо мужественно переносить неудачи, надо работать, а не хватать звезды… не стараться хватать их, по крайней мере каждый день… Есть мужество профессии — сохранять форму, не жрать лишнее, не пить, когда идешь в сражение.

— Вы пять пьес показывали мне с голоса, я выполнял с точностью до тысячной доли, но здесь я не могу повторить… потому что вы еще сами не знаете, что делаете… Я напридумывал в «Гамлете» не меньше, чем вы, поймите, как мне трудно отказаться от этого…

Эту и подобную стыдную муровину нес Володя. Шеф и тот слушал его, старался вникнуть, объяснял чего-то… Ах, как это все нехорошо. Принц Гамлет в Склифосовского… Благо, что это случилось в дни, когда у него нет Галилея, и перед выходными днями.

23 января

В 11 — все занятые в «Гамлете». Принца нет. Что будет? Кто почитает… Шеф ведь готов к этому — Филатов, почитайте… Значит, Филатов. Обидно, что не я. Ни к чему мне принц Датский, тем более я мечтаю о Богомолове, ведь сказал же Роом: «Валерия загримировали под сельского учителя… Но Валерия я люблю, он все равно сниматься у меня будет…» — значит, что?! Но все равно обидно, хотя бы ради шутки почитал. Но ничего. В магазин за молоком. Нейтрализовать всю вчерашнюю гадость — водку и табак. И на ковер — заниматься. На удар ответим ударом. Будем работать. Будем совершенствовать «физику», чтобы нам никто не сказал — «тьфу»… Читаю про Мэрилин Монро — питалась тертой морковью, кипяченым молоком и, кажется, то ли сливками, то ли орехами.

26 января

Вчера два спектакля — «Послушайте», «Что делать?».

Разговор с шефом:

— Валера, скажи мне, пожалуйста, ты хотел бы попробовать Гамлета? Видишь, у нас опять трагическая ситуация, и я не знаю, чем она закончится и для театра, и для него… Я верил в него… но теперь…

— Ю.П., мы люди свои, прикидываться мне перед вами нечего: хотел бы Гамлета? Конечно, хотел бы. Верю ли я в то, что могу это сыграть? Конечно. Может быть, не сегодня, но завтра… давайте попробуем…

— Ну тогда я тебя прошу — сиди на репетициях, присматривайся, вникай, куда я бьюсь… И как-то в студийном порядке… приготовь какой-нибудь отрывок… Я посмотрю… Не думай, что я буду смотреть: развалюсь — и давай удивляй… Я понимаю, что это такое… но выхода у нас другого нет…

— Я все понял. Считаю — наш разговор окончен.

Вчера у Володи день рождения — шеф мне предложил попытать удачи в «Гамлете». Какая-то ирония.

Один раз я сыграл Керенского за 50 рублей. Точила меня тоска, что друга предал. Чепухой все оказалось, ерундой. Теперь, кажется, я опять играю на его трагедии — Он царь еще…

Ну а у меня что — две жизни, что ли? Тоже одна, и неизвестно какая. Ему сейчас важнее эта роль, это его идея, его смелость. Зачем мешать ему? Ведь я ему скажу все равно… но это, может быть, еще хуже, чем не говорить. А так он будет знать, что друг готовит нож, и будет бояться, зажиматься… не захочет вроде как секретов выдавать, а какие секреты могут быть в этой роли?

30 января

Володя все еще в загуле, репетирует Филатов, приходит Щербаков [140], и я хожу вокруг. Конюшев настаивает, чтобы я рвал Гамлета: за Гамлетом придет сотня-де Богомоловых. Я возражаю: «Мало стоять в афише — надо сыграть Гамлета, а не называться исполнителем роли». Потом договорились до того, что надо совместить эти работы, — ты можешь, Федя! Ты можешь.

31 января