Опять стою у Семашко и жду мою Тамару. Хоть бы у нее улучшение наметилось; понесла она врачу билеты на «Мизантропа». Температура на дворе опять нулевая, опять грязь и сырость на дорогах. Что у меня осталось в этом году: два «Мизантропа», два «Вишневых», сегодня «10 дней» и 29-го — «Добрый». Работы еще хватает. И девять концертов. Итого — 16 выступлений.
У меня миленок в койке — недоразумение!
Я хотела перестройки, а он — ускорения.
Забыться сном — одна радость и забота. Сахарова вернули в Москву, и он приступает к академической работе. Боннер реабилитировали. Во события!
Театр — гнойная яма, каждый из неиграющих считает своим долгом оговорить Эфроса и почесать язык о планах и возможностях, о формах возвращения Любимова.
Дупака вызывали в ЦК, где он показывал текст письма Любимова. Делить театр будут?! Любимов будет ставить на старой сцене, а Эфрос — на новой?! Ой как мне это все противно, и почему мне не 20 или хотя бы не 30 лет? Нет энергии и желания продолжать жизнь. С удовольствием занимаюсь заработками, домашними заботами, шляюсь по магазинам и пр.
Жукова Таня вчера разговаривала по телефону с Любимовым. И сегодня собрание — выборы худсовета театра, итоги гастролей в Польшу, разное. Вот это «разное» — самое опасное. В нем может содержаться и такое выступление: «Анатолий Васильевич! А не пора ли вам самому покинуть наше заведение, пока мы вас не попросили об этом!!!» Запросто!
Фарада: Да выпускать такие спектакли («На дне», «Мизантроп») с подготовленной прессой… А чего сдавать по семь раз, «Мизантропа», что ли?
Эфрос: Семен… какой негодяй, оказывается, я ведь не разобрал, не расслышал, что он сказал, — я бы раскричался.
Что-то говорила Габец[251]
.— А что она говорила, Вань?
— Да не то важно,
Последняя степень возмущения Ванькиного.
Д у п а к: Да, Юрий Петрович приезжает, да, он написал Алле письмо, что хочет вернуться, и именно в старый театр, да, вчера Жукова говорила с ним по телефону и пр.
Зачем? Что за бестактность, и откуда такая уверенность, и для чего это на собрании, где решаются совсем другие вопросы, вносить тему, которая весь гадюшник взрадовала, и они стали смело плевать опять в лицо Эфросу… Как жалко, что мы их затащили в свое время, когда Любимов хотел уволить их, именно тех, кто не играл, играть не будет, а живет только склоками и шипением, поливая все дерьмом: и Любимова, и Эфроса, и пр. Одни и те же люди. Я предлагал Дупаку вывесить старые любимовские списки, предложенные им худсовету для голосования на увольнение… И сам же потом всех оставил почти и нас корил потом: «Вы же своих товарищей первые повычеркивали…»
Они боятся эксперимента, потому что первое (оно, может быть, и завуалированное) условие — это сокращение штатов, таким образом — расширение фондов заработной платы для тех, кто работает, вот и вся причина… А все остальное — лишь бы побазарить и излить грязь на Эфроса, который к ним не имел и не имеет никакого отношения.
Фарада:
— Чем он на меня обижен? За что? За «Мизантропа», что ли? Почему он со мной здоровается через губу, когда мы всегда весело общались и разговаривали?
Что это? Эфрос говорит — он болен, но, по-видимому, это Машкина версия, чтоб к нему не шибко относились всерьез, она и за себя боится, а с Сеней не в порядке, это ясно.
Теперь вот и вашингтонское радио, говорят, сообщило, что Любимов возвращается. Дела, дела…
Господи! Спаси и помилуй нас, грешных, дай закончить мне этот год достойно, а это значит всего лишь — дай сил и вдохновения на сегодняшний спектакль.
Сегодня не состоялись выборы в худсовет, не было таких, как Демидова, Золотухин, а они должны быть в худсовете.
Ольге Михайловне цветы преподнес и записочку…
— От тебя? Да ты что? Я ведь не смогу играть!!
Помоги нам, Господи, сыграть сегодня, плачу и рыдаю. И ужасно боюсь приезда Любимова — посмотрит и скажет: «В кого же вы превратились?» А в кого мы превратились? Черт его знает. Не надо было уезжать. Вот и не превратились бы…
Так работаешь, работаешь, а уважаемый человек Шифферс с английской дамой говорит, что «Мизантроп» — это туфта, мыльный пузырь, действие ни про что и, «если бы не мое нежное отношение к тебе, я бы ушел после 10-минутного наблюдения». Очень ругали Яковлеву — он просто слепой и глухой. При чем тут мальчик в ковбойке, кувыркающийся в антракте и пр. В общем, разбили, разгромили и пр.
Любимов в заявлении и письме к Горбачеву одобрил политику генсека в отношении эмиграции, А.Д.Сахарова и пр. Сказал, что ему звонила актриса из его театра с предложением пойти в посольство и написать бумагу с просьбой. Он знает о письме учеников-артистов и что к нему отнеслись положительно… Он хотел бы, чтобы те артисты, что ушли из театра, нашли возможность соединиться и начать восстанавливать спектакль «В.Высоцкий» и пр.