Знаю

Что тут говорить, нравилось ему это дело. Готов был до умопомрачения копаться во внутренностях своего доспеха — что-то крутить, настраивать, менять. Федор, будь его воля, и ночевал бы здесь. Собственно, а куда было еще девать свое время? Его маменька, как только устроила его в бригады, испустила дух. Других родных у него и не было. Не к кому стало ездить на праздники. Девушкой тоже обзавестись не успел. Пытался, конечно. Знакомился, в парке прогуливался, на ассамблеи ходил. Без толку. Девицы благородных кровей, как только узнавали про его незавидное финансовое состояние, тут же кривили прелестные мордочки и говорили свое «Фи». Давали ему понять, что он незавидная партия на их белые ручки.

Словом, все свое свободное время посвящал службе. Отчего за ним закрепилась слава хмурого, скучного и некомпанейского человека, которому не по душе дружбу водить с товарищами. Его, правда, не сильно это расстраивало. Весь его мирок давно уже сузился ремонтного бокса, в котором находился силовой доспех. Именно там, возясь с ним, он отдыхал душой. То, что остальные считали каторгой, ему доставляло немыслимое удовольствие. Такой уж был человек, ничего тут было не поделать.

Было, правда, еще кое-что, чем Федор ни с кем не делился. Мечтал он подвиг совершить. Настоящий, большой подвиг, который бы потрясал и ужасал одновременно. В своих фантазия парень спасал самого императора от неведомых врагов, бросался грудью на опасность, и даже погибал, чего уж тут скрывать. После же Его Величество приходил на его могилу и скорбно молчал. Как-то пытался было после лишней чарки медовухи рассказать одному знакомцу про свои мечты, так тот ржать стал, как умалишенный. С тех пор никого он не допускал до своего сокровенного.

— Суворов! Суворов, твою за ногу! Где ты там?! — вдруг от входа в ангар стал раздаваться зычный голос, в котором любой бы узнал голос всеми ненавидимого инструктора по боевой подготовке Его благородие господина штурм-майора Егорова. Только он мог орать так, что стекла в окнах казармы начинали испуганно дрожать в предвкушении чего-то страшного. — Вылезай из своего железного истукана! Знаю же, что ты здесь! Суворов!

Федор же, едва только услышал этот вопль, дернулся как-то неудачно и застрял в брюхе доспеха. Шевелится может, а наружу вылезть никак. И смех, и грех. На помощь тоже звать как-то совестно. Будут потом говорить, что штурмовик в з…. застрял.

— Б…! Вот он где! Я кому там ору?! Святому Георгию, покровителю таких вот олухов?! Так он не слышит, у них тоже занятия по расписанию, — Федор почувствовал, как его с силой дернули за ноги. — Помогай, черт тебя дери! Да не ногами! Б…ь, как жеребец лягнул!

Когда смущенного Федора, вытащили и поставили на ноги, то его взгляду предстал красный, как рак, майор Егоров, с болезненным прищуром потиравший грудь. Суворов уже хотел сказать что-то извинительное пробормотать, как его вдруг схватили за грудки и с силой вдарили в его же силовой доспех.

— Ты, мазута, что наделал?! В глаза мне смотри! — несмотря на свое внешне тщедушное телосложение, майор обладал просто медвежьей силой, в чем не раз убеждались местные шутники-новобранцы. Собственно, и сейчас у Федора уж ребра затрещали от весьма недружеских объятий. — Я тебя, огузок свинячий, спрашиваю, что натворить успел? Ну?

Солдат, дрыгая ногами, непонимающе смотрел на него. Что за странные вопросы? Что он мог наделать? Ведь он последнюю неделю, вообще, почти не вылезал из своего бокса. Еще на маневрах безвылазно сидел. Где он еще мог оказаться? Видимо, все это непонимание так ясно отразилось на лице Федора, что майор на какое-то мгновение замолчал. Некоторое время пристально рассматривал Суворова, словно пытаясь понять, где и как его обманывают.

— Рассказывай, Суворов, рассказывай. Нечего в меня свои поросячьи глазки пялить, — вновь продолжил Егоров, которого, по всей видимости, не убедил невиновный вид подчиненного. — Какой-нибудь девице что-нибудь непотребное брякнул? Или может с поварихами нашими что учудил? Ну, ответствуй!

Суворов лишь головой мотал. Не в чем ему было признаваться. Никакой такой вины за собой не признавал — ни малой, ни большой.

— Б…ь, — буркнул Еговоров, отпуская солдата. Тот рухнул прямо на бетонный пол. — Какого черта тогда безопасникам от тебя нужно? С самого утра у господина полковника твое личное дело запросили. Я думал, просто плановая проверка по бригаде. Ан нет… Только что вызов пришел. Что зенки вылупил?! Ефрейтор Суворов! Как стоите перед старшим по званию?! Я девка тебе что ли?!

Федор аж подпрыгнул на месте от этих воплей, что раздавались у самых его ушей. Тело само собой выпрямилось по струнке, превращая все мышцы в каменные.

— Так-то… Собирайся. Оденься по форме, чтобы ни один хрен не подкопался. Что, что? В центральный аппарат имперской безопасности пойдешь.