Знаю

Ответ напрашивался сам собой. Захарьина была военным, причем, военным пилотом. Львиная доля всех рисунков изображает боевые космические корабли самых разных модификаций и классов — от не вошедших в серию гигантских линкоров прорыва, орбитальных мониторов и до юрких посыльных судов. Только пилот, отчаянно влюбленный в космос, был способен с такой любовью и мастерством показать всю смертоносную красоту земных звездолетов. Пехоте, что, как кроты, зарывается в землю при артобстреле, этого чувства было не понять.

— Пилот, однозначно, пилот, — утвердительно повторил он несколько раз. — Пилот, родная душа… Что же ты, дура, тогда так поступила?

В бесплотных умствованиях прошло немало времени. Алексей иногда включал коммуникатор со стремительно исчезающим зарядом аккумулятора, чтобы посмотреть на часы. Уже больше суток он был замурован в каменных пещерах.

Когда почувствовал себя лучше, начал потихоньку вставать на ноги. Получилось, конечно, не сразу. Слишком уж сильно ему прилетело при обвале. Бегать — не бегал, а ковылять потихоньку получалось. Держась за каменную стенку и пригибая голову, осторожно ходил из стороны в сторону, изучая пещерные ходы.

— Лабиринт настоящий, б…ь, — в сердцах выдал парень, когда на очередном крутом повороте силы его оставили и он мешком свалился на землю. — Брожу, брожу, а толку никакого.

Про лабиринт сказал, конечно, с досады. Все тут было ясно и понятно. Подземный скит представлял собой два уходящих в глубину узких тоннеля, в которых двоим с трудом можно было разойтись. От каждого такого тоннеля в бок отходили примерно по десятку келий — каменных мешков. Получался эдакий подземный монастырь на пятнадцать — двадцать насельников.

При тусклом свете «умирающего» коммуникатора Алексей доковылял до самой дальней части одного из центральных ходов. Думал, там монахи прорыли еще один выход на поверхность, которым он и воспользуется. Вместо лаза на свободу подросток наткнулась на странные деревянные колоды, рассохшиеся и потрескавшиеся от времени. Решив полюбопытствовать по поводу содержимого, он с трудом снял крышку с одной из колод.

— А-а-а! — громко заорал Алексей, отпрыгивая назад. Естественно, отпрыгнуть не получилось. Тоннель был настолько узким, что он со всей силы в стенку впечатался. Кажется, хруст позвоночника даже услышал. — Мать, мать, мать…, - бормотал, вытягивая вперед ходящий ходуном коммуникатор. — Что же это такое?

Неровный дрожащий свет, едва пробивавший темноту подземелья, высветил иссохшее до состояния мощей тело схимника в черном одеянии, которое покрывали белые кресты. Не покрытым оставалось лишь темное лицо с плотно закрытыми глазами и узкие кисти сложенных вместе рук.

— Мощи… монахов… Уф-ф… Сердце чуть из груди не выскочило.

Через мгновение снова заглянул внутрь колоды. Страха, как такового, не было. Он и не такой видел — людей с развороченным брюхом, сожженных до состояния углей пилотов, разорванных от декомпрессии абордажников. Тогда, действительно, было до чертиков страшно. Только все это прошло вскоре. Человек такая скотина, что ко всему привыкает — к жизни, к смерти, к страданиям, к боли и радости. На войне особенно заметно. Когда рядом с тобой сгорает в кабине твой товарищ, времени на философствования, страхи и и другие мысли совсем не остается. К тому же не мертвых нужно боятся, а живых. Новый мир эту истину объяснил Алексею очень и очень доходчиво.

— Вот, значит, кто здесь жил, — уже с любопытством Алексей разглядывал умершего столетия назад схимника. — Подсказал бы, как отсюда выбраться. Неужели запасного выхода нет? А, земляк?

Разумеется, никто ему не ответил. Насельник древнего скита уже давно завершил свой земной путь и витал в небесах, в райских кущах.

Постояв еще немного, Алексей аккуратно приладил крышку обратно. Затем мысленно попросил прощения у монаха, что потревожил его покой, и отправился обратно, к завалу.

— Б…ь, тут копать и копать. Все руки сотрешь до самой задницы, из которой они, как известно, и растут у некоторых…, - присвистнул он, на ощупь оценив объем предстоящей работы.

Судя по всему, завал был капитальный. Везде его ладони натыкались на плотно сидящие валуны, щели между которыми были заполнены землей и глиной.

— Как влитой сидит, — попытка сдвинуть один из булдыганов ни к чему не привела. — Отбойный молоток бы сюда или, на худой конец, лом.

Решил попробовать наверху завала. Забрался под самый потолок, где скрючился в три погибели. Минут пять, то и дело отхаркивая пыль, раскачивал плотно слежавшиеся камни. Вытащил все-таки один, с голову ребенка примерно.

— И там булыжники, — разочарованна пробормотал парень, засунув руку в образовавшуюся выемку. — Копать все равно придется. По-другому, походу, отсюда не выбраться, — пробурчал Алексей, вяло качая камень. — Будем копать…

Копошился в своем углу он до тех пор, пока ему не пришла в голову мысль раздобыть какой-нибудь инструмент — пруток, железяку, гвоздь в конце концов. Все лучше, чем пальцы кровянить.