Знают истину танки!

никому. Поваленной колонне.

стихло.

Гай и Климов лежат впереди других и с земли смотрят зверьми сюда.

Пыль висит над колонной от паденья тел.

Убитый парень у ног конвоиров.

Сквозь конвойное оцепление входит Бекеч со списком. Минута его истории!

- Кого называю - встать! И выйти! Полыганов!

Из навала тел поднимается маленький Михаил Иваныч. Весь перед уже не черный, а от пыли серый.

...Вон туда!

показывает ему Бекеч за свою спину. И выкликает дальше:

...Шиляускас! Цвиркун!

МЫ ОТХОДИМ, ОТХОДИМ.

голос Бекеча слабей. Вот уже не слышен.

Только видно, как встают по его вызову заключенные и, взяв руки за спину, переходят в отдельный маленький строй, где их строят лицами в ту сторону, откуда пришла колонна. Они "арестованы". Их окружает резервный конвой.

ШТОРКА.

Два заключенных (передний из них - Меженинов, сейчас он без очков) в затылок один другому несут длинную кривую ржавую трубу. Задний (нестарый мужчина с крупным носом, крутым выражением) спрашивает:

- Слушайте, дОцент! А не поменять ли нам плечи?

Останавливаются. Меженинов:

- Ну, командуйте.

- Раз-два-бросили!

Скидывают с плеч трубу и увертываются от нее.

стук и призвон трубы.

Разминают плечи. Кряхтят. Задний показывает куда-то:

- Объясните мне, пожалуйста, член-корреспонден, куда смотрит, например, Госплан! Почему в безлесной пустыне такую громадину...

Над просторной производственной зоной - длинный, высокий корпус - из еще не потемневшего струганого дерева.

Его кончают строить: по стропилам положили продольную обрешетку и во многих местах уже покрыли тесом.

В разных местах перед корпусом и на крыше его - рабочее движение черных фигурок.

...отгрохали из чистого дерева! Ведь это дерево везли сюда за три тысячи километров!

Голос Меженинова:

- Полковник! Какой вы стали ужасный критик!

А небось, ходя в погончиках, считали, что "все действительное разумно"?

СТЯЖКА КРУЖКОМ

вокруг двух фигурок на гребне здания.

И УВЕЛИЧЕНИЕ.

Это Климов и Гай сидят на самом коньке. Вблизи них никого.

но оживленный плотничий стук.

Гай:

- ...и ничего никогда здесь из побегов не выйдет. Подлезали под проволоку и уходили подкопом,- а далеко? Кого мотоциклами не догнали,- высмотрели самолетом. Разве нас держит проволока? Нас держит пустыня! - четыреста километров без воды, без еды, среди чужого народа - их пройти надо! Полыганова я умней считал, а тебя тем более.

- Павел! Чем ждать, пока в БУРе или на каменном карьере загнешься,- лучше бежать! Что-то делать!

- Не бежать надо, Петя!

- А что-о!?

Вдохновение на лице Гая:

- Не нам от них бежать! А заставить, чтоб о н и от нас побежали!!

Климов пытается угадать мысль Гая. Веселый голос поет неподалеку.

- чом, чом, чернобров,

чом до мэне нэ прийшов!

Это ниже, где крыша еще не покрыта,- с чердака высунулся меж обрешетки тот мордастый молодой Ы-655, сосед бандуриста, такой упитанный, будто он и не в лагере:

- мабуть, в тэбе, чернобров,

шапци немае?..

И оглядясь:

...Ну, ходимть, бригадиры, до Богдана! Галушки будем йисты!

ОТ НЕГО ВИДИМ

как Гай и Климов, сидя, съезжают по крыше сюда, вниз, и спрыгивают на чердак.

Здесь темнее. Двое уже сидят, остальные усаживаются под скосом крыши, в уголке чердака. Здороваются.

- Селям, Магомет!.. Здравствуй, Антонас!

Богдан:

- Що ж, панство, можливо буты спочинать? От мусульманского центра- е, от литовского - е, у русских ниякого центра нэма, Петька будэ тут за усю Московию. А у нас, щирых украинцев, руки завсе на ножах, тильки свистни!

плотничий стук - отдаленным фоном.

КРУПНЫМ ПЛАНОМ, ИНОГДА ПЕРЕМЕЩАЯСЬ, ОБЪЕКТИВ ПОКАЗЫВАЕТ НАМ

то двух, то трех из пяти. Эпическое лицо кавказского горца Магомета, доступное крайностям вражды и понимания (он уже очень не молод). Смуглого стройного литовца Антонаса - какими бывают они, будто сошедши с классического барельефа. Румяного самодовольного Богдана. Климова. Страстно говорящего Гая:

- Друзья! Вы видите - до какого мы края... Нас доводят голодом, калечат в карцерах, травят медью. И собаками травят. И топчут в пыли. Срока наши не кончатся никогда! Милосердия от них...? - никогда! Мы тут новые, но десять поколений арестантов сложили кости в этой пустыне и в этих рудниках! И мы - тоже сложим! Если не поднимемся с колен! МГБ нас как паук оплело, пересеяло нас стукачами большими и малыми. Мы потому брюхом на земле, что сами на себя каждый день и каждый час доносим начальству. Так какой же выход? Чтоб мы могли собираться! Чтоб мы могли говорить! Чтоб мы жить могли! Выход один:

Лицо Гая. Он страшен.

- Н о ж в с е р д ц е с т у к а ч а!

Магомет. Литовец. Климов. Бандеровец.

Да это трибунал!

...Пусть скажет нам Бог христианский, Бог мусульманский, Бог нашей совести - какой нам оставили выход другой?!

Они воодушевлены! Их тоже уже не разжалобишь!

...Не сами ли стукачи поползли за смертью?!..

ЗАТЕМНЕНИЕ.

музыка возмездия!

В серых тревожно шевелящихся клубах - экран. Меж них в середине - беззащитная, равномерно дышащая грудь спящего. Сорочка с печатью "Лагерь N..."

Кромка одеяла.

И вдруг взметается (крупная) рука с ножом.

Удар в грудь! - и поворот дважды.

Снова взлет руки. С ножа каплет кровь. И струйкой потекла из раны.