Знают только горы

А через год случился у дядьки неурожай. Поля от зноя высохли, плодовые деревья паутинник пожрал, сено в стогах сопрело. Вознегодовал тот, да так сильно, что досталось всем: и его жене, и сыновьям, и работным людям, но пуще других — Мерлою. Обвинил его родич во всех бедах и собственноручно выпорол, пообещав посадить на хлеб и воду, словно до этого разносолами потчевал. Проплакал парнишка всю ночь на сеновале, под утро только уснул. И приснилась ему мама, красивая, какой при жизни не была, улыбающаяся. Погладила его по голове, слёзы ладонью утёрла, обняла ласково и наказала уходить из переставшего быть родным дома в Ламсаон, в магическую бурсу. А если принять на обучение не захотят, сказать, что он правнук Ульмиуса. Недолго тот сон длился. Первый петушиный крик прогнал дрёму и утешающее видение. Проснулся Мерлой, окинул печальным взором свой надел, вспомнил совет матери и решил послушаться. Собрал тайно котомку и ночью покинул хутор. Некому было его в дальнюю дорогу проводить, никто напутственного слова не сказал, никто не пожалел.

Долог был путь Мерлоя до столицы, но, словно оберегало его в пути благословение матери, добрался благополучно. Пришёл он в магическую бурсу на обучение проситься. Маги-наставники сначала подивились наглости чумазого подростка, а как услышали, чей он правнук, так сразу приняли. Сам Мерлой с удивлением узнал, что его предок Ульмиус был могущественным магом, и даже руководил этой самой бурсой.

А потом все наставники ломали голову над способами и методами обучения, безусловно, очень талантливого, но весьма нетрадиционного ученика. Нетрадиционность Мерлоя заключалась в том, что черпал он необходимую силу прямо из окружающей действительности: из ветра и воды, растений, животных и людей, но особенно из света и огня. Из всего того, что являет собой зой — живой мир. Конечно, прочие маги тоже могли заимствовать силу у жизни, но только опытные и с очень большим трудом. Поди-ка попробуй её поймать, разве что у деревьев неподвижных, да и то надо, чтобы векторы совпали, не преломились, не закольцевались, иначе такую отдачу получишь, что мало не покажется. Это как бурную реку без страховки переходить.

Гораздо легче использовать некрос. Укокошил птичку или зверушку, получил энергию смерти, послушную и предсказуемую, и вперёд, магичь по мелочи. Для серьёзных чар и некрос нужен посолиднее. Лучше всего, конечно, человеческий, хотя лошадь или корова тоже подойдут. Но какой же добрый хозяин свою кормилицу или поилицу чародею на убой отдаст? Да ещё с негарантированным результатом. Поэтому и пасутся маги всех мастей на погостах, амулеты заряжая, а те, кто попронырливей, с лекарями дружбу водят. Свеженький некрос куда ядовитее уже отстоявшегося.

Вот и строится вся магическая наука на формулах и заклинаниях, основой которых смерть является. В крайнем случае — кровь, отданная в добровольно-принудительном порядке, но обязательно свежая. Лучше — тёплая. Ещё лучше — прямо из артерии текущая. Тогда волшба обязательно удастся. Признавать магам это во всеуслышание — себя не уважать, хотя весь мир об этом прекрасно знает. А если не знает, то догадывается, но молчит. И то, что в Ламсаоне за год десяток-другой нищих да убогих пропадает, так это городу только на пользу — меньше попрошаек да мелких воришек. Зато специалисты из бурсы выходят хорошие.

Но что делать с учеником, который на ритуалах жертвоприношений всякий раз в обморок падает, зато к органам чувств животных без проблем подключается, заслуженные наставники не знали. И из бурсы не отчислишь, талантливый же парень! Вот и предложили ему перейти на самообучение, предоставив допуск в святая святых — либрарий. Книгохранилище оказалось настоящей пещерой с сокровищами. Мерлой отыскал такие редкие фолианты, о которых маги лишь перешёптывались. Но очень многие знания на практике ему были недоступны всё из-за того же некроса. Зато книги, содержащие заклинания живой природы он выучил наизусть.

Тестемониум Мерлой получил с превосходными баллами, но трудовую деятельность был вынужден начинать самостоятельно. Ни один заслуженный маг в помощники его взять не решился, ибо налицо был конфликт интересов, то есть — магических сил. Зато лангайцы каким-то образом узнали про необычного чародея, и так он им понадобился, что целый отряд лазутчиков за ним снарядили.

Выслушав историю Мерлоя, Свейн получил ответы на гораздо большее количество вопросов, чем возникло у него вначале. Стало понятно, почему Цухри назвала его чистым, то есть, не касающимся смерти. Очень давно, ещё в детстве, матушка рассказывала предание о неком чистом старце, который жил очень долго в наказание за какие-то грехи. Тогда Свейн не понял: почему долгая жизнь — это наказание и почему старца считают чистым? Потом притча забылась, а вот теперь вспомнилась вдруг. И детские вопросы неожиданно получили разъяснения. Но, как водится, возникли новые, которые он тут же озвучил: