Знак

Думаю, Исэй хотелось, чтобы окружающий мир был понятным и предсказуемым. Хотя это вполне естественное желание, особенно учитывая, что над тобой довлеет судьба повелевать целой планетой. Но я уже поняла, мир отнюдь не спешит подстраиваться под наши желания.

– Ты видишь все в черно-белом свете. Хороший – плохой. Можно доверять – нельзя доверять, – заметила я. – Исэй, к сожалению, с живыми людьми такой номер не пройдет.

Она смерила меня долгим взглядом. Даже Сизи не выдержала и нетерпеливо заерзала на месте.

– Кроме того, мне безразлично, как ты ко мне относишься. Я и без тебя сумею разделаться со своим братцем.

Когда мы покинули квартиру, я потянула Акоса за рукав. Сумрак был не настолько густым, чтобы не заметить его удивленного лица. Сизи с Исэй начали спускаться по лестнице, а я прислонилась к стене. Тени токодара закружились надо мной.

– Что случилось? – спросил Акос.

– Ничего. Только… дай мне минутку.

Я закрыла глаза. С тех пор как, очнувшись после допроса, я обнаружила, что тени покинули мое тело, у меня из головы не выходили рассуждения доктора Фадлана о том, откуда мог взяться подобный дар. Как и многое в моей жизни, токодар, похоже, был связан с Ризеком. Брат боялся боли, и Ток подарил мне способность, которая пугала Ризека. Может, токодар является единственным способом защититься от Ризека…

Дар Тока не стал проклятием. Он сделал меня сильной. Но нельзя забывать и о другом. По мнению доктора Фадлана, я была уверена в том, что все люди, включая и меня, заслужили эту боль.

Но теперь я точно знала одно – Акос ее не заслужил.

Уцепившись за эту мысль, я вновь потянулась к Акосу и дотронулась до его груди, ощутив под пальцами грубую ткань рубахи.

Я открыла глаза. Тени клубились вокруг, поскольку я не прикасалась к его коже, но моя левая рука оказалась чиста до самых кончиков пальцев.

Значит, если бы Акос был способен чувствовать мой токодар, я бы не причинила ему боль…

Глаза Акоса, всегда остававшиеся настороже, распахнулись от изумления.

– Я убиваю прикосновением потому, что не желаю оставить себе ни капли боли. Я слишком устала от своего бремени и мечтаю избавиться от него хоть ненадолго. Но во время допроса мне почему-то подумалось, что я смогу вынести любую пытку. Что никто, кроме меня, на такое не способен. А ведь это произошло лишь благодаря тебе, – я сморгнула слезы. – Ты считаешь меня лучшей, чем я есть на самом деле. Ты сказал, что я должна сама выбрать, кем быть, а остальное – преходяще. Я тебе поверила. Отказ разделить боль едва не убил меня, зато когда я очнулась, то поняла, что дар изменился. Боль стала терпимой, иногда я могу контролировать Ток, – я опустила руку. – Не знаю, кем мы стали друг для друга и как можно назвать наши отношения, но вот что я скажу: твоя дружба… изменила меня в буквальном смысле.

Несколько секунд Акос смотрел на меня в упор. Я замолчала. Странно, но я до сих пор находила в его лице что-то новое, а ведь мы уже столько времени провели вместе!

Легкие тени, залегшие у скул. Шрам, пересекающий бровь.

– И как это, по-твоему, называется? – наконец спросил он.

Броня, выпав из его рук, глухо стукнулась о ступеньку. Акос обнял меня за талию и прошептал мне на ухо:

– Сивбарат, зехетет.

Первое слово – шотетское, второе – тувенское. «Сивбарат» означало дорогого друга, настолько близкого, что его потеря была бы равноценна потере руки.

Но зехетет… что это? Я терялась в догадках.

Мы пока еще не привыкли друг к другу: губы казались чересчур мокрыми, зубы то и дело стукались о зубы. Но это было прекрасно. Мы пробовали снова и снова. На сей раз все было похоже на искру, мою плоть будто пронзила молния.

Акос привлек меня к себе. Его пальцы были ловкими после многих лет работы с зельями и ножами, и пахло от него травами.

Я приникла к нему, упираясь ладонями в шершавую стену и чувствуя на шее его горячее, неровное дыхание. Мне всегда хотелось узнать, как это – прожить жизнь без физических страданий. То, что я испытывала сейчас, не было желанным избавлением от боли, но полной противоположностью – чистым ощущением, которое заключало все на свете: мягкость, теплота, боль, тяжесть… и все, все, все…

Здание содрогнулось, раздался ровный гул. Прежде чем оттолкнуть Акоса и бежать вниз, я спросила:

– Что означает «зехетет»?

Акос отвернулся, застеснявшись: его шея покраснела.

– Возлюбленная, – ответил он и опять поцеловал меня.

Затем подхватил свою броню, и мы начали спускаться по лестнице. Я никак не могла прогнать с губ улыбку.

Гул, который нас вспугнул, вскоре превратился в знакомый мне рев двигателей. Корабль приземлялся, изодрав в клочья маскировочную ткань. Световая полоса вокруг днища, забрызганного грязью, была темно-лиловой.

Я в ужасе таращилась на корабль, и только потом заметила тувенскую надпись на корпусе: «Пассажирское судно 6734».

32. Акос

Судно, прорвавшее полотнище, оказалось круглым пассажирским поплавком, рассчитанным максимум на двух человек. Лоскуты ткани, подхваченные воздушным потоком, плавно опадали на пол.