Знак

Ностальгия показалась ему каким-то неправильным словом. Ничего подобного Акос вообще не ощущал.

Он чувствовал себя потерянным. Растворившимся среди небытия и чужих людей.

Он потерял надежду спасти брата и вернуться домой. Наверное, чтобы воплотить все это в реальность, ему придется убивать всяких шотетских Сузао Кузаров.

Кстати, Сузао еще должен лично вызвать его на поединок.

Но Акос не стал ничего объяснять Кайре.

– Почему ты так сказала… про ностальгию?

– Мы никогда не говорим по-тувенски, хотя ты знаешь, что я могу, – она дернула плечом. – По той же самой причине я избегаю всего, что нравилось моей матери. Иногда это помогает… двигаться вперед.

И Кайра вернулась в ванную. Склонившись к зеркалу, выдавила прыщик на подбородке, взяла полотенце и легкими похлопывающими движениями обсушила лицо.

Все было как обычно. Но теперь Акос заметил, что кое-что знает.

Он знает ее привычки – и ее саму.

И она ему нравилась.

18. Кайра

– Иди за мной, – сказала Отега, когда мы вечером встретились у камбуза.

В руке у нее был зажат нож одноглазой – вместе с какой-то белой лентой. Отега нашла нападавшую.

Набросив на голову капюшон, я последовала за Отегой. Я замаскировалась, как умела: штаны заправила в ботинки и облачилась в кофту с длинными рукавами.

Конечно, не все шотеты знали, как я выгляжу. В отличие от физиономии Ризека, моя не красовалась на каждом общественном здании, а портреты не висели в залах собраний. Однако узнать меня можно было по теням, бегающим под кожей.

Сегодня я бы с удовольствием стала человеком-невидимкой.

Мы покинули отсек Ноавеков, миновали общественные арены, бассейн, где дети учились плавать, готовясь к Побывке на водяной планете, несколько кладовок и столовую, откуда доносилась вонь пригоревшего хлеба.

Наконец Отега, которая крепко держала нож, замедлила шаг. Мы приближались к машинному отделению.

Здесь было так шумно, если бы мы захотели поговорить, нам пришлось бы орать во все горло. Невыносимо смердело топливом. Отега повела меня дальше, к жилому отсеку технического персонала, расположенному неподалеку от погрузочного дока.

Вскоре мы очутились в длинном, узком коридоре, по обеим сторонам которого через каждые несколько футов располагались двери, помеченные именами. Некоторые были украшены гирляндами фензу, другие – лампадками с разноцветными горюч-камнями. А еще – картинками, нарисованными на листах с чертежами, или плохонькими фотографиями родных и друзей. Мне померещилось, что я попала в иной мир, совершенно не похожий на тот, к которому я привыкла и считала шотетским. Я пожалела, что рядом нет Акоса. Ему бы здесь понравилось.

Отега замерла у скудно украшенной двери в конце коридора. Над табличкой «Сурукта» металлической кнопкой был приколот пучок сухой ковыль-травы и несколько страниц какой-то инструкции, написанной вроде бы на питайском.

Наверняка контрабанда! Владение документами на иных языках было разрешено только с целью их официального перевода на шотетский. Но мне почему-то подумалось, что тут никому нет дела до этих запретов.

Те, кто Ризеку безразличен, – свободны.

– Она живет в этой каюте, – произнесла Отега и постучала в дверь рукоятью ножа. – Утром я за ней проследила, но сейчас ее дома нет.

– Значит, я подожду. Спасибо за помощь, Отега.

– Рада была тебе помочь. Совсем редко мы стали с тобой видеться.

– Приходи меня навестить.

– Нет, – покачала она головой. – Пропасть, разделяющая наши миры, слишком широка, – она отдала мне нож. – Будь осторожна, Кайра.

Я улыбнулась, а Отега побрела прочь.

Когда она скрылась за углом, я попыталась открыть дверь. Та оказалась незапертой.

Вероятно, хозяйка вышла ненадолго.

Я скользнула в крошечную каюту и стала озираться по сторонам. В одном углу – раковина, напротив – высокая полка для спанья. Под полкой – перевернутый ящик, заваленный проводками, переключателями и отвертками. К стене была приклеена магнитная полоса, на которой висели микроскопические инструменты непонятного назначения. Рядом – фотография.

Я наклонилась, чтобы рассмотреть ее получше. Девочка обнимала женщину с длинными светлыми, почти серебряными волосами. Рядом стоял мальчик, скорчивший рожицу, высунув кончик языка. На заднем плане находилась группа людей, в основном – светловолосых. К сожалению, фотография получилась смазанной, и я не сумела разглядеть детали.

Сурукта, Сурукта… Имя показалось мне знакомым – или я себя обманывала?

За спиной стукнула дверь.

Вошедшая была невысокой и худенькой, какой я ее и запомнила. В мешковатом, расстегнутом до пояса комбинезоне, под которым виднелась майка. Густые светлые волосы были собраны в тугой хвост, на одном глазу темнела повязка.

– Что за…

Ее пальцы поползли к заднему карману, где наверняка лежал какой-то инструмент. Рука двигалась нарочито медленно, чтобы я не заметила.

– Доставай свою отвертку или что там у тебя! – рявкнула я. – Буду рада преподать тебе урок во второй раз.

Черная повязка на глазу прилегала плохо, думаю, была великовата. Единственный глаз сиял яркой голубизной и словно впивался в мое лицо.