Знак

Во время прошлой Побывки я попыталась почитать что-нибудь о конвертерах, но книги оказались слишком специализированными.

Вещей, мне недоступных, было немало.

– Не шевелись, – приказала Тека. – Мне нужно кое с кем повидаться.

– Куда ты? – спросила я, но одноглазая уже скрылась.

Я топталась на решетке, а по моей спине уже стекали капельки пота. Я слышала шаги Теки, но из-за эха не могла разобрать, откуда идет звук. Вдруг она вернется с шайкой заговорщиков, которые меня и прикончат? Или Тека передумала меня убивать? Я ввязалась в авантюру очертя голову, даже не подумав о собственной безопасности – но мне просто не хотелось видеть казнь ни в чем не повинных людей, когда настоящие преступники попрятались по щелям.

Вскоре я услышала шарканье подошв по металлическим ступеням и обернулась. Я увидела высокую худую женщину. Седые волосы сияли, словно борт транспортного поплавка. Я узнала в ней женщину с фотографии Теки.

– Здравствуйте, мисс Ноавек, – произнесла она. – Меня зовут Зосита Сурукта.

Зосита была, как и ее дочь, одета в рабочий комбинезон, разве что штаны закатаны на лодыжках. Лоб прорезали глубокие морщины. Что-то в облике Зоситы напомнило мне мою мать – такая же гордая, элегантная и опасная.

Думаю, поэтому Зосите и удалось меня смутить.

Тени под моей кожей начали извиваться в такт участившимся пульсу и дыханию.

– А мы раньше не встречались? – спросила я. – Ваше имя кажется мне знакомым.

– Не уверена, что мне бы позволили общаться с Кайрой Ноавек, – Зосита по-птичьи склонила голову.

Я ей не поверила. Что-то странное сквозило в ее улыбке.

– Тека рассказала вам обо всем?

– Да. Хотя она не подозревает, как именно я поступлю. Я, пожалуй, сдамся.

– Когда я предлагала этот вариант Теке, – я сглотнула, – то не думала, что в деле будет замешана ее родная мать…

– Мы готовы нести ответственность за свои действия, – произнесла Зосита. – Я возьму на себя вину за беспорядки. Это будет правдоподобно, ведь я – диссидентка. Я преподавала отирианский шотетским детям.

Я знала, что некоторые старики-шотеты могли изъясняться на других языках, поскольку изучали их еще до введения запрета. Отец и Ризек были здесь совершенно бессильны: нельзя же заставить человека забыть однажды выученное.

Я слышала, что кое-кто из шотетов до сих пор продолжал тайком учить чужим языкам своих детей. Обычно таких людей наказывали, и они становились изгоями.

Никогда не думала, что встречу кого-то из диссидентов на побывочном корабле.

– И, разумеется, именно мой голос вы слышали в ту ночь по интеркому, – Зосита опять склонила голову, на сей раз – в другую сторону.

– Вам… – я запнулась. – Вы понимаете, что Ризек вас казнит? Публично.

– Догадываюсь, мисс Ноавек.

– Понятно, – я поморщилась от боли. – А вы допрос вынесете?

– Допрос? Я полагала, что вопросы будут лишними, раз я сдамся добровольно.

– Ризек беспокоится из-за колоний диссидентов. Ризек захочет вытянуть из вас всю информацию прежде, чем… – слово «казнь» застряло у меня в глотке.

– Прежде, чем казнит меня, – закончила Зосита. – Мисс Ноавек, что с вами? Вы сильно нервничаете? Отдышитесь. Неужели вы столь мягкосердечны? – Ее взгляд застыл на моей левой руке, прикрытой наручами.

– Нет! – рявкнула я.

– Я вовсе не хотела вас оскорбить, – спокойно произнесла Зосита. – Мягкие сердца делают вселенную пригодной для жизни.

Ни с того ни с сего я вспомнила Акоса, машинально пробормотавшего извинение на тувенском, протискиваясь мимо меня к холодильнику. Я крутила его слова то так, то эдак, как навязчивую мелодию, которая норовила застрять в голове.

– Мне известно, что значит, потерять мать, – сказала я. – Никому этого не пожелаешь, даже малознакомой мятежнице.

Зосита тихонько рассмеялась.

– Что еще? – буркнула я.

– Я праздновала смерть вашей матери, – проговорила она, и я похолодела. – И вашего отца – тоже. Я бы отпраздновала и смерть вашего брата. Да и вашу, – она провела ладонью по металлическим перилам, стирая отпечатки пальцев ее дочери, которые та оставила несколько минут назад. – Поразительно, что и наши заклятые враги любят своих родных!

Вы не знали мою мать! – хотела крикнуть я. Однако какое значение имело мнение бунтовщицы?

Образ Зоситы уже наполовину померк в моей памяти, посерел, точно превратился в ее тень. Женщина шла навстречу собственной гибели. Ради чего? Ради меткого удара по Ризеку? Двое заговорщиков умерли во время мятежа, сраженные Васом.

Зачем Зосите зря рисковать?

– А оно того стоит? – спросила я. – Надо ли терять жизнь ради такого?

Зосита усмехнулась:

– После моего бегства из страны ваш брат захватил моих близких. Я собиралась, как только обоснуюсь на новом месте, забрать детей, но он добрался до них первым. Старшего сына убил, дочери выколол глаз за преступление, которого она не совершала, – женщина опять усмехнулась. – А вас ничего не удивляет, Кайра. Без сомнения, вы видели, как он, а до него – ваш отец совершали куда более страшные вещи. Да, оно того стоит. И те двое, сраженные стюардом вашего брата, погибли не напрасно. Боюсь, вам не понять.