Знак Берендея. Язык до Китежа доведет

— О! Так это у вас наши Карпаты Старыми горами зовутся? Собственно, мог бы и сам догадаться, ведь легендарный вампир граф Дракула именно в Карпатах и обитал.

С северо-запада республику Навь от остальной Европы отгораживала длинная гряда невысоких холмов. Она тянулась от Карпат до самого Балтийского моря.

— «Вал Галла», — прочитал я неровную чернильную надпись. — Это что значит?

— А что написано, то и значит. Жил когда-то в западных землях храбрый и могучий витязь, князь Галл. Одного имени его хватало, чтобы самого грозного неприятеля в бегство обратить. Всю жизнь хранил князь свою страну от врагов, а, постарев, наказал для защиты возвести вал земляной, и чтобы был он выше леса стоячего. Много раз спасал тот вал мирные земли от набегов вражеских. За века потрепали его и дожди, и ветра, а глянут люди, и вспомнят хороброго князя Галла…

— Красиво. И интересно. Надеюсь, смогу увидеть эту достопримечательность своими глазами.

— Может и увидишь! Путь твой, мил-дружок, как раз на запад и лежит. Через леса дремучие, через реки широкие и холмы высокие, во стольный град Китеж.

— Куда-куда⁈ — Я не поверил своим ушам. — Ты сказала — в Китеж? Китеж-град⁈

— Ну да, — озадаченно кивнула Яга. — Так столица наша именуется. Китеж. А что, название знакомое?

— Конечно, знакомое. Есть в нашем мире красивая легенда, одна из моих любимых. Рассказывает она о чудесном городе Китеже, что вместе с жителями и домами скрылся на дне озера Светлояр от ордынских войск хана Батыя. Слухи ходят, что в ясную погоду можно разглядеть в воде маковки церквей, а иногда и далёкий колокольный звон слышится.

— Ах вот ты о чём, — понимающе хмыкнула старушка. — Тут, касатик, близость наших миров помогла: Китеж-то у вас, во Тьме, в озеро нырнул, а у нас, в Нави, вынырнул. Уж больше семи веков с той поры минуло.

— Здорово! Только вот чего не могу понять, — я зорко вгляделся в карту. — Город-то должен быть на севере, а у вас он почему-то на западе оказался. Ближе к Карпатам… Ну, к Старым горам.

— В том снова различие часовых поясов ­виновато, — пояснила Яга. — Покуда град погружался, Земля-матушка тоже на месте не стояла. Повернулася. Вот и вышло так, что ушёл Китеж в воды Светлояра, а вышел на Свитязе.

— Невероятно! Значит, скоро побываю в легендарном городе, — обрадовался я, отчаянно зевая.

— Побываешь, милок, побываешь, — подтвердила Яга. — Завтра с утреца в баньке попаришься, оладушков горячих откушаешь — и в путь отправишься. А сейчас ложись-ка ты спать. Полезай на печь. Ночи ещё холодные, а там тепло да просторно.

— Погоди, бабуля. Ты что-то об истинном оборотне говорила. И о прихвостне. Это что за птицы?

— Завтра, касатик, всё завтра. Утро вечера мудренее! Денёк у тебя выдался тяжёлый, а что впереди ждёт, то одному лишь Свету ведомо. Так что выспись, отдохни. Доброй ночи.

Прикрыв карту занавеской, старушка помахала мне на прощание и удалилась в соседнюю комнату. А я, почистив зубы и наскоро ополоснувшись в лохани, погасил лампу и влез на печную лежанку. Здесь, зарывшись в мягкие пуховые подушки, собрался было проанализировать все дневные события, но вместо этого мгновенно провалился в сон.

Глава 7

Ночь прошла без приключений, если не считать таковыми полусонные посещения дощатой будочки во дворе. А вот первое утро в мире Света началось довольно оригинально. Разбудило меня звонкое сухое щёлканье, чем-то похожее на стук испанских кастаньет.

Потянувшись, я открыл глаза и уставился в деревянный потолок над собой, пытаясь сообразить, где нахожусь. К счастью, вспомнил быстро. Выпитое с вечера пиво не привело к неприятным последствиям, голова была чиста и свежа.

Яркий солнечный свет проникал в распахнутые окна вместе с ароматным ветерком. Пахло дымком, сдобой и еловой хвоей, а ещё сиренью, ландышем и липой. Невероятно! Неужели в Нави все эти растения цветут одновременно?

Спрыгнув с печи, я сунул ноги в ботинки, прошёлся по комнате и выглянул за окошко. Моему взору открылось зрелище столь же комичное, сколь и жутковатое: торчащие вокруг избы черепа весело раскачивались на своих костяных кольях и ловко хватали кружащих над ними насекомых. Челюсти, смыкаясь, издавали то самое назойливое клацанье, что выдернуло меня из крепких ­объятий Морфея.

— С добрым утром, — проскрипел за спиной жизнерадостный голос Яги. — Поднялся, соколик? Чего так рано? Выспаться успел?

Меня чуть Кондратий не хватил. Интересно, как старушка умудряется так тихо подкрадываться? Ни половицей не скрипнет, ни ногой не топнет…

— Да вот, черепушки проклятые разбудили, — буркнул я, аккуратно проверяя, на месте ли сердце. — Слишком уж громко завтракают. Клац, клац! Какой уж тут сон…

— Не завтракают, милок, а размножаются. Сейчас, в аккурат, сезон брачный у них. Череп — цветок череповника, в нём пыльца животворная сокрыта. Чуешь, как сладко пахнет? На сей запах пчёлки, мухи да букашки разные слетаются. А глаза во тьме светят — чтобы ночных мотыльков приваживать.

— Хитро, ничего не скажешь. А я-то всё думал, откуда такие чудные ароматы. Но вид у этих цветочков, мягко говоря, готичненький. Их бы на кладбищах сажать…