Знак Берендея. Язык до Китежа доведет

Посмеявшись, я поблагодарил хозяина и вслед за Сияной поднялся на второй этаж.

Скрипучая деревянная лестница привела нас в длинный коридор классической гостиничной планировки: ряды дверей по обеим сторонам, стёганные дерюжные коврики у каждого порога и одинокое световое окошко в дальней стене. С потолка свисали резные деревянные светильники с круглыми бронзовыми чашами для сбора воска. Сейчас они не горели, и здесь, несмотря на ясное солнечное утро, стоял уютный полумрак.

Моя провожатая толкнула третью дверь по правую руку и первой скользнула в комнату. Открыла окно, впуская внутрь свежие ароматы сельского подворья, поправила штору, чтобы солнце не било в глаза, и, пожелав приятного отдыха, бесшумно удалилась.

Я шагнул через высокий порог и с любопытством осмотрелся.

Комнатка небольшая, размером с кухню в «хрущёвке». Обставлена скромно, зато чистая и уютная. Меблировку номера составляли короткая лавка, столик под окном, круглое зеркало на стене, вешалка в углу и широкая кровать, прикрытая лёгким шерстяным одеялом.

После ночёвок в палатке на каремате, здешняя постель с мягким соломенным тюфяком, льняными простынями и пуховыми подушками показалась мне роскошным царским ложем. Не удивительно, что заснул я быстро, едва успев прикрыть глаза.

Громкий стук в дверь, топот и истеричные выкрики в коридоре грубо вырвали меня из нежных объятий Морфея. Такой дьявольский шум и мёртвого бы поднял.

— Спасайтесь, господин! Беда, беда! — Пискнула перепуганная Сияна, заглянув в комнату. — Спасайтесь!

И скрылась с глаз раньше, чем я успел что-либо спросить.

Пришлось вставать. Судя по непроглядной тьме за окном, проспать мне удалось довольно долго. По крайней мере, есть хотелось страшно.

Натянув брюки и кольчугу, я сунул ноги в берцы, неторопливо вышел из комнаты и огляделся. Коридор уже опустел, только где-то снаружи, во дворе, продолжалась паника.

Интересно, что же всех так всполошило? Может, пожар? Так дымом вроде не пахнет, только копотью от светильников. Или разбойники лесные пожаловали?

Теряясь в догадках, я спустился в обеденный зал. Под потолком светились масляные лампы, а на столах, среди покинутой еды и питья, горели высокие толстые свечи. Пламя их трепетало на сквозняке, что врывался в дом через зияющий дверной проём. Сама же входная дверь, сорванная с петель, валялась сейчас на полу посреди зала.

Странно, если народ в панике ломанулся прочь, почему тогда она здесь, а не снаружи?

Заслышав мои тяжёлые шаги, из-за печи, выставив перед собой острый мясницкий нож, осторожно выглянул Лось.

Его широкое, обычно румяное лицо сейчас по цвету могло потягаться с белёной печной стенкой. Вот уж не думал, что этот полнокровный здоровяк способен так бледнеть!

— Что стряслось, хозяин? Что за паника? Пожар, землетрясение, или гости неугодные пожаловали?

— Тише, молю, — прошептал Златосвет, указав взглядом на сорванную крышку погреба за покосившейся барной стойкой. — Тише! Не навлеките на нас ярость зверя невиданного, чудища кровожадного!..

Словно в ответ на его слова, дом содрогнулся от фундамента до крыши. Из подпола донёсся кошмарный нечеловеческий рык. Даже меня, выросшего на фильмах ужасов, он пробрал до самых печёнок, что уж говорить о простом деревенском трактирщике.

— Чудище, говорите? — Пробормотал я, когда ледяные мурашки перестали табунами гарцевать по спине. — Что за чудище? Чего ему от вас нужно?

Хозяин протянул могучую руку, цепко ухватил меня за плечо и рывком втащил в своё убежище.

«Сейчас будет ломать», — подумал я, невольно напрягаясь и жалея, что в спешке не прихватил топорик или Копыт. Было бы, чем отмахиваться.

Однако Медведь членовредительствовать не стал. Сунув нож за пояс, он наклонился к моему уху и сбивчиво заговорил:

— Уж не ведаю, господин, чем прогневили предки мои богомерзкую тварь сию, только каждый год, в конце весны али в начале лета, прилетает она сюды. Мы уж с дочками наловчились на то время съезжать со двора и пережидали напасть у свояченицы моей. На сей же раз запамятовали, вот беды и дождалися…

— И что, много вреда от зверя этого?

— Да уж немало. Двери да стойку ломает, опосля врывается в подвалы и губит пуд, а то и два домашней кровяной колбаски. Той, что с гречкой, лучком да сальцом.

— И вправду кровожадная тварь, — хмыкнул я, ощутив вдруг безумное желание заглянуть в подпол. — Интересно, она колбасу целиком съедает, или гречку выплёвывает?

— Не шутите так, господин. Не до веселья сейчас. Сплошь убытки да разорение. Мало того, что харчи попортит, так потом седмицу клиентов не дождёшься.

Однако шутить никто не собирался. Сгорая от любопытства, я направился к тёмному зеву люка. Старые берцы нещадно скрипели, им фальшивым хором подпевали деревянные половицы.

Хозяин скорбно глядел мне вслед, нервно вцепившись обеими руками в бороду.

В подвале стояла непроглядная темень, а фонарик остался в комнате, в кармане жилетки. Пришлось прихватить свечку с ближайшего стола. Пламя явно магическое: даже на сквозняке жёлтый язычок трепетал, испуганно изгибался, но не гас.