Знак бесконечности

— Правда — это такая вещь, которую лучше выдавать дозированно, — сказала Фея и положила часы на стол. — Что-то у меня разболелась голова. Я, пожалуй, пойду к себе.

С этими словами она поднялась из-за стола и направилась к лестнице.

— А как же часы? — раздалось ей вслед. Это была Ксюша, которая явно вообще ничего не понимала.

Фея обернулась через плечо.

— Я не сказала, что заберу их. Я попросила их снять.

9

После ухода Феи атмосфера за столом изменилась.

— Очень странная девушка, — сказала Лана, собирая карты. — У нее явно не все дома.

— Если ты не понимаешь человека, это не значит, что он странный, это значит, что ты его не понимаешь, — заметил Тони, надевая часы.

— А ты понимаешь? — повернулась к нему Лана, и в голосе ее прозвучала злость, которую не удалось скрыть.

Тони ничего не ответил.

— Мне кажется, — вступила в разговор Ксюша, — художники все немного не от мира сего. У них собственное видение жизни.

— Ну не знаю, — протянул Миша, — для создания горшков это, может, и полезно, но жить с таким человеком — жесть.

Ксюша засмеялась серебряным колокольчиком, кокетливо посмотрев на Мишу.

— Зато она остается честна и не устраивает игры за чьей-то спиной, — спокойно парировал Тони.

И все, кроме Миши, поняли смысл сказанных слов. Ксюша покраснела и закусила губу.

— Думаю, мы закончили, — сказала Маша, забирая колоду у Ланы. — Кажется, скоро уже ужин. Я, конечно, надеялась, что нас угостят хаггисом[15], но в сегодняшних условиях картошка фри тоже неплохо.

— Хаггис — блюдо не для всех, — вступил в разговор Василий, — и, честно говоря, для туристов его предлагают в сильно измененном виде.

— Вы хотите сказать, съедобном, — уточнила Маша.

— Именно, — улыбнулся он.

Все же у Маши был опыт управления аудиторией, как ловко она перенаправила тему разговора, разрядив обстановку. Присутствующие стали обсуждать особенности местной кухни и делиться тем, кто что попробовал.

— Мне очень понравилась местная форель, — заявил Стас.

— Да, неплохая, — согласился Лёня.

Тони поднялся из-за стола.

— Ты куда? — удивилась Лана.

— Хочу посмотреть, может, в номере ловит интернет. Надо проверить почту.

— Ты всегда работаешь? — задал вопрос Миша. — Вообще без выходных?

— Специфика моей профессии, — кратко ответил Тони.

Лана собралась было с ним, но тут Ксюша спросила о том, где в Москве можно хорошо посидеть, и Лана осталась. Она обожала рассказывать о красивой столичной жизни.

10

В номере было душно. Или это ей казалось, что душно. А за окном — непогода. Дождь шел стеной. А что, если к завтрашнему утру он не закончится? Что, если они останутся здесь еще на день? Фея не знала: хочет этого или нет. Ей хотелось одновременно бежать отсюда и остаться.

Невыносимая мука — видеть любимого человека рядом с другой. Такая мука, что хочется кричать в голос.

Фея открыла окно. Сильный порывистый ветер залетел в комнату, раздувая занавески. Она стояла у окна и жадно дышала, не замечая, как по лицу текут слезы. Прошлое вернулось. Как оказалось, в ее жизни нет ничего, кроме прошлого.

В дверь постучали. Кто там? Маша? Горничная?

Торопливо вытерев со щек влагу и чуть прикрыв окно, Фея отправилась отворять дверь.

На пороге стоял Антон. Или, как его теперь зовут, Тони.

— Зачем ты пришел?

— Можно?

Она отступила на шаг, пропуская его внутрь. Дверь захлопнулась.

Они так и стояли у двери молча — смотрели друг на друга. Он пристально, а она… она все же не выдержала и отвела глаза. Снова потянуло на слезы.

— Не боишься? — спросила тихо.

— Чего?

— Что твоя Лана будет тебя искать.

Он не ответил. Лишь протянул руку и коснулся пальцами ее щеки, ощущая стертую влагу недавних слез. Она хотела отстраниться и даже немного дернула головой, но почти сразу же оказалась в его руках и уткнулась лицом в плечо.

Как давно это было, и как сильно она тосковала по этим объятиям. Сама не понимая, что делает, обняла в ответ за пояс.

— Сонька, — прошептал он ей в макушку.

— Что?

— Как ты здесь оказалась?

— Хотела убраться как можно подальше от тебя. Но ты и здесь меня настиг.

— Я такой.

В глазах защипало.

— Ненавижу тебя, — тихо сказала она.

— Я знаю.

— Себя я тоже ненавижу.

Себя она ненавидела за слабость, а он гладил ее спину и шептал, касаясь губами волос:

— Соня-София-Фия-Фея.

И казалось, что все снова стало именно так, как и должно быть, а последние четыре года — плохой сон. Очень плохой.

— Ты не свел татуировку.

— Нет.

— Почему?

— Так получилось.

— А хотел?

Он немного помолчал, прежде чем ответить:

— Хотел.

Сильный порыв ветра снова раздул шторы и смахнул с тумбочки ночник.

Соня кинулась закрывать окно, но у нее не получилось. Там была какая-то хитрая ручка.

— Давай я.

У Антона, естественно, все легко закрылось. Маленькая лампа с абажуром, слава богу, оказалась целой. Соня поставила ее на место.

Минута слабости прошла, и реальность накатила с новой силой.

— Тебе, наверное, пора идти, — слова давались с трудом.

— Соня.

Она в ответ покачала головой: