Антон понимал, почему Лана злилась, и, откровенно говоря, она имела на это полное право. Антон понимал, что ее планы на поездку не оправдались, понимал, что в последние дни не уделял ей достаточно внимания, но ничего не мог поделать. Он не мог изменить себя. И больше не хотел сам себе лгать.
С Ланой было примерно так же, как и с другими. Она строила грандиозные планы на будущее, а он начинал думать, как бы аккуратно и безболезненно для нее прекратить эти отношения, когда на горизонте замаячила поездка в Шотландию. И Антон решил, что поехать вдвоем — это, в принципе, идеальный вариант. Двое путешествующих обеспеченных москвичей захотели потусоваться в Глазго, а затем познакомиться с местным колоритом. Лана вообще на незнакомых людей производит впечатление девушки, чья жизнь проходит исключительно в пределах Садового кольца и ее обычный маршрут: салон красоты — элитный ресторан — модная вечеринка или презентация новой коллекции одежды. Кому придет в голову мысль, что им на этот остров надо по делу? Никому. Тем более что Лана уже всем прожужжала, что, скорее всего, дальше они поедут в Лондон.
Да, изначально это был идеальный план.
Но все изменилось, лишь только Антон увидел на палубе Соню.
Она стала другой, но он узнал ее сразу. Да и как он мог ее не узнать?
Было очень сложно сохранить невозмутимость и отстраненность. Антон усиленно смотрел в телефон, хотя связь была ни к черту, он листал какие-то старые файлы и сообщения, делая вид, что очень занят. Он старательно прятался в телефон, чтобы не пялиться, как дурак, на Соню.
Лана что-то говорила, пыталась вызвать его на диалог, но Антон упорно изображал чрезмерную занятость.
Он ее увидел — и весь мир рухнул.
Мир, старательно выстраиваемый последние четыре года, рухнул в одну секунду.
Это был удар под дых. Невозможность сделать вдох. И выдох.
Вот она — здесь, плывет рядом с ним на маленький остров.
Счастье, боль, радость, горечь, почти прощение и острая тоска, желание прикоснуться и что-нибудь сказать — он перечувствовал все за то время, что они находились в пути.
Соня была своя и чужая. Она настолько старательно делала вид, что они незнакомы, что приблизиться к ней и сказать хотя бы одно слово казалось невозможным.
А в его ситуации это было еще и нежелательным.
Зачем она так оделась? Зачем сделала эту цветную прядь?
Соня, ты действительно изменилась? Или я чего-то не понимаю?
Совсем чужая, да?
И только в баре, когда все представлялись друг другу, она вдруг назвалась Феей, именем, которое он для нее придумал. Тем самым Соня дала понять, что видит его. В ее представлении был вызов, а в вызове — прежняя она.
Имя «Фея» Соня произнесла специально для него.
Зачем? Хотела ранить? Так больше некуда. Все то, что долго и мучительно штопалось, снова раскрылось и начало кровоточить.
А на следующий день они пошли на экскурсию, и Антон, плохо слушая гида, незаметно наблюдал за Соней. Просто не мог иначе. Когда-то он знал о ней все. За последние годы — ничего.
Как она жила все это время? Почему изменилась внешне?
У нее кто-то есть?
Он ее узнавал и не узнавал. Соня казалась отстраненной, даже замкнутой. И снова — почему? Уж с чем, с чем, а с общением у нее проблем не наблюдалось никогда. Всегда быстрая, живая, бодрая, насмешливая… Новая Соня была как будто выключенная.
Что не так с твоей жизнью, девочка?
Антон видел бродившую чуть в отдалении от группы Соню и не думал, не вспоминал в тот момент о ее измене. Он хотел подойти к ней и поговорить, прикоснуться, спросить, как она живет, счастлива ли? Хотя… судя по всему, не очень счастлива. И даже не пытается притворяться.
Он тоже несчастлив, он понял это очень отчетливо именно на той экскурсии, и щебетание Ланы начало раздражать, как и ее планы поехать в нормальное место, например в Лондон.
Какой Лондон? Какие планы?
А потом Антон услышал сделанную Ланой запись, и его просто вынесло, как машину, с управлением которой не справились на повороте, и она улетела на обочину, несколько раз перевернувшись в воздухе.
Совладать с собой удалось с большим трудом.
Антону казалось, что он сходит с ума. Получается… получается, что все эти годы… у него просто украли? Все эти годы, когда он ел, пил, работал, но не жил, были всего лишь результатом одной мастерски разыгранной партии?
Ему еще предстояло все это осознать. Как-то. И постараться остаться вменяемым.
Они сидели вдвоем в баре, бок о бок, как когда-то за одной партой в школе. И не сказали друг другу ни слова. Антон хотел, но не получалось. Слова просто не выговаривались. Оставалось только запивать свою боль виски.
А боль была невыносимой.
И почему-то вспоминался их первый поцелуй. И совершенно отчаянная тогда Сонька.