Знак даосов (СИ)

Турецкий врач совершил невозможное…. Нет, майор не стал красавцем – кожа неровная, неестественно блестящая, рубцеватая – но его лицо уже ничем не напоминало жуткую маску. Времени после операции прошло совсем немного, однако результат радовал Елисеева.

Усмехнувшись глупым своим мыслям и исключительно дамскому самолюбованию, майор отправился на встречу, ту самую, которой ждал уже очень давно.

Через двадцать минут Елисеев уже поднимался по лестнице старого московского дома, понимая, отчего квартира Норы стала таким лакомым кусочком для мошенников.

Она встретила его на пороге: бледная, тоненькая с огромными синими глазами – такая же, какой и была там, в госпитале. Разве что без тугой сестринской шапочки и белоснежного халата. Красивые длинные волосы, модное платье.

- Павел Иванович, какой вы стали…. И не узнать, – подобие улыбки и теплый взгляд, - Входите, пожалуйста. И простите за беспорядок. Я не была здесь почти два года.

- Пустое, Нора. Я понимаю. Куда прикажете? – Елисеев с трудом отвел взгляд от девушки, и сделал вид, что оглядывает пространство, заполненное коробками и ящиками. Мебели не было вовсе, если не считать большого круглого стола и пары стульев.

- Проходите и присаживайтесь. Мне нечем угостить вас, но чай я заварить смогу. Вы любите с мятой, я хорошо помню.

Она ушла в кухню, а Елисеев опустился на стул и принялся закидывать Нору вопросами. Эхо, что гуляло по пустой квартире, служило отличным проводником для их голосов.

- Нора, я так понимаю, что здесь вы не живете. Вы все еще замужем за Мелеховым, верно? У него? – ответа на свой вопрос он ждал почти половину минуты.

- Да, живу в доме Игоря. Это под Москвой. Очень красивое место.

Елисеев обрадовался ее «в доме Игоря», а не «с Игорем».

- А, почему не здесь, Нора?

- Павел Иванович, я очень боюсь этой квартиры. Знаете, она опустела тогда, когда умерла моя тётя. Здесь меня уже ничто не держит. Я оставила себе книги, фотографии и памятные вещи. Все остальное продала. И собираюсь продать квартиру. Стану обеспеченной женщиной и смогу делать все, что захочу.

Елисеев молчал, слушал Нору, и все больше убеждался – она говорит просто потому, что так нужно. Губит тишину. Все, что было раньше – в голосе, в словах девушки – исчезло. Тепло, радость, понимание… Майор стал серьезным и попытался откинуть свои собственные чаяния, сосредоточившись на Норе.

Она принесла чай, поставила две чашки на стол, и опустилась на стул рядом с Елисеевым.

- Павел Иванович….

- Павел. Говорите мне – Павел. Нора, мы уже достаточно знакомы, чтобы убрать отчества.

- Хорошо, Павел, – она замолчала, и принялась изучать Елисеева. – Вы изменились, а глаза все те же. У вас всегда был очень мудрый и теплый взгляд.

- А вот вы не изменились. Все та же хрупкая, бледная девочка. Как вы живете, Нора? Я не думаю, что за три месяца что-то кардинально поменялось, ну а вдруг? Учитесь, работаете?

Нора сидела, положив руку на стол, бездумно очерчивая пальцем узор на чашке. Елисеев сей момент понял – она его не слышит.

- Нора, что произошло?

Она вздрогнула, вышла из странного своего полусна, коснулась пальцами лба, будто припоминая где она, с кем.

- Павел, мне просто не к кому больше обратиться. Я писала, звонила, ездила… К кому я только не обращалась и везде один и тот же ответ – новостей нет. Я об Игоре.. .то есть, о капитане Мелехове. Он пропал. Генерал Жаров бодро отвечает на мои бесконечные звонки, но я очень хорошо понимаю, что он просто не хочет ничего говорить мне. Умоляю вас, помогите.

Глаза Норы заблестели последней, очень яркой надеждой. Румянец покрыл щеки, пальцы нервно сжали бока синей чашки. А Елисеев холодел. Именно так – леденел, покрывался инеем. Надежда Норы крепла с каждым высказанным словом, а ожидания майора улетучивались.

Вот зачем эта встреча, вот для чего он понадобился. Елисеев ругал себя глупцом, безнадежным дурнем, но даже сейчас любил Нору. Вот такую – расстроенную, отчаявшуюся из-за кого-то другого, а вовсе не из-за него.

- Прошу вас, умоляю! Если нужны средства, я готова. Только скажите, миленький, – глаза ее сверкнули слезами.

Елисеев вскочил со стула, прошелся по пустой комнате, вернулся к столу и высказался:

- Я не смогу помочь, Нора. Разные ведомства. Мне не дадут ни крохи информации о его местонахождении. Вы понимаете?

Она поникла, сгорбилась, вмиг став похожей на раненую птичку. Очень маленькую, очень несчастную птичку. Этого Елисеев не вынес: подскочил к девушке, поднял ее со стула и обнял крепко.

- Девочка, ну что ты. Не надо отчаиваться, - рука его скользила по ее волосам, утешая и лаская. – Все прояснится скоро. Так часто бывает, поверь мне.

Судорожный всхлип Норы показал ему, что она на грани.

- Те же слова. Все те же самые слова мне говорит генерал, его помощник, а теперь и вы, – она зарыдала очень горько, и слезы ее больно ударили по Елисееву.

- Не надо. Не надо, Нора… – не понимая совершенно, что он делает, что творит, Елисеев принялся целовать ее, собирая губами соленые слезы.