Знак Калта

Она бурлит, словно глубины чудовищно оскверненного океана, насыщенного грязью и

мерзостью целого биологического вида. Его содержимое не чуждо. Это не кошмарный

побочный продукт жизнедеятельности какой-то расы, враждебной человечеству. С

ясностью, которой он не желал, Субиако понимает, что этот океан безумия принадлежит

людям. Это они порождают царство сумасшествия. Ингениум слышит, как когти

демонических преследователей снова прокладывают дорогу, и бежит.

На сей раз они не просто сзади. Они со всех сторон.

Стена впереди прогибается, когда к решетке прижимается противоестественная громада

чего-то, и Субиако видит блестящие клыки и янтарные глаза, каждый из которых рассечен

кинжаловидной щелью цвета оникса. Прореха ширится, и в пустую пещеру врывается

стая тварей с когтями из полированной стали. Клинки сверкают, предвещая убийство, плоть сотворена из тех, кого он знает и любит - его близких, лишенных кожи. На

вздымающихся боках зверей вопят от боли лица, конечности стали лапами, сросшись в

отвратительные биологические рудименты. Черепа тварей из металла, они влажно

поблескивают сквозь приклеенную кожу. Лица растянуты, но он узнает их и издает

горестный вопль утраты.

Субиако бежит, а звери дышат ему в затылок. Они преследуют его, играют с ним.

Они могут поймать и убить его, когда захотят, но охота слишком приятна. Он чувствует

их гнилостное голодное дыхание.

Субиако знает, что есть лишь один выход, и он мчится туда, задыхаясь на каждом шагу и

надеясь, что доберется до огромных циклопических врат с золотой печатью.

Лишь врата дают убежище.

Субиако просыпается, в его ушах звенят крики демонов.

И ничего не меняется.

XXVII

Внутри храма бойня, которая кажется Вентану бессмысленной.

Там холодно, даже морозно. Сюда не проникает жар от умирающей звезды и

бомбардировки, и от ранцев легионеров поднимается пар. Сквозь треснувшую крышу

пробиваются колонны света, а у проломов в стенах висит ядовитый дым горящей боевой

техники, которому как будто не хочется проникать внутрь.

Вентан еще не успевает сделать шаг внутрь, а уже чувствует запах крови. Теперь у него

есть ответ на вопрос, что же случилось с Несущими Слово.

Они в храме, и все мертвы.

Их тела явно образуют узор, продолжая стоять.

Эффект достигается за счет того, что каждый из легионеров врага удерживается в

вертикальном положении острым штырем из почерневшего железа. Несколько тысяч

Несущих Слово насажены на колья в порядке, который явно имеет некое значение. Для

Вентана загадка, какое же именно.

Эйкос Ламиад и Киуз Селатон ведут своих воинов среди колонн мертвых Несущих Слово.

Селатон несет штандарт Четвертой роты – прославленное и потрепанное напоминание о

том, что они потеряли и за что сражаются.

Возле Ламиада, будто личный телохранитель тетрарха, шагает «Контемптор» Телемехр.

Вращающиеся стволы штурмовой пушки издают визг, оружие поворачивается влево-

вправо в поисках живых целей.

Сиданс стоит рядом с Вентаном. Визор шлема не позволяет разглядеть выражение лица

капитана, однако все ясно без слов.

– Кто это сотворил? – спрашивает Сиданс. Он еще не понял, в отличие от Вентана.

– Они сами это с собой сделали.

Сиданс резко оборачивается. Вентан не знает, что сильнее пугает второго капитана –

мысль, что воины совершили над собой подобное или же что Вентан понял достаточно, чтобы об этом догадаться. Он качает головой и идет дальше. Внутри храма находится

около тысячи Ультрадесантников, лишившихся дара речи от этого зверства.

Никто из них не в силах осознать смысл увиденного. Он слишком чужд для их понимания

и не соответствует ни одной из тех военных моделей, которым их учили.

Вентан подходит к ближайшему Несущему Слово и приподнимает тому голову. На

мертвеце нет шлема, лицо изрезано глубокими ударами острого клинка.

Оно искажено смесью ужаса и истовости. У символов странная геометрия, по непонятным

причинам на них неприятно смотреть.

Чем ближе Вентан подходит к центру храма, тем понятнее становится узор, выложенный

насаженными на колья телами. Группы Ультрадесантников естественным образом

сходятся, приближаясь к середине сводчатого помещения. Вентан чувствует, что

температура продолжает понижаться.

– Они располагаются равноудаленными колоннами, – произносит Ламиад. Его лицу, наполовину состоящему из плоти, а наполовину из треснувшей керамики, удается

передать то отвращение, которое все чувствуют. – Расходятся наружу от центральной

точки.

– Из чего следует, что посередине нечто важное, – говорит Вентан.

– Неф храма ведет к центральному алтарю, – соглашается Ламиад. – Месту поклонения.

– Поклонения? – буквально выплевывает Сиданс. – Я думал, мы их от этого вылечили

полвека назад.

– Урок явно не был усвоен, – произносит Ламиад, указывая уцелевшей рукой на

жертвенное побоище. Конечность, которую он утратил в начале боя, можно было

восстановить, а лицо – починить. Доступны и технология, и мастера, однако Ламиад

предпочел остаться таким, как есть. Миф о нем стал важен для Калта, и тетрарх охотно

пошел на подобную жертву.

Вентан питает к Эйкосу Ламиаду высочайшее почтение и надеется, что будет столь же