Знак Кота

Наша страна красочна и живописна. Выщербленные скальные острова обнажают навстречу небу иззубренные клыки, словно песчаные коты лежат на спинах, подняв вверх когтистые лапы. Скалы не все заострены, некоторые имеют иные причудливые формы. Встречаются даже купола, как у домов, хотя их не касалась рука резчика. Другие похожи на странных зверей из древних сказаний. Ветра поют собственными голосами, иногда подражая звукам речи или песни, которых не понять никому.

Под солнцем в зените скалы сверкали оттенками драгоценных камней Куры. Даже с наступлением ночи их великолепие не совсем погасло, и песчаные волны начали мерцать серебром, переливаясь при малейшем движении песчинок. Этот мир — часть моей жизни, как и мельчайшие частицы камня, на котором мы строим свои дома.

Я вскарабкался на самую высокую точку острова, где меня оставили. Небо было еще исполосовано серовато-пурпурным и тускло-золотым, но уже начинали бледно светиться несколько звезд. Осмотрев свой остров, пытаясь как можно больше увидеть до темноты, я обнаружил, что место моей временной ссылки не так мало, как я думал. И то, что такое подходящее для застройки место до сих пор не заселено, казалось загадкой.

Запрокинув голову, я несколько раз глубоко вдохнул. На скалах можно учуять три особенных запаха, из которых два означают смерть, а третий, наоборот, обещает жизнь.

Два вида оспаривают главенство в мире моего собственного рода. Прежде всего — крысы. Хотя они и бегают стаями, родства они не признают и не испытывают привязанности даже к своим маткам. Куда более крупные, чем котти, они воплощают неутолимый голод, снабженный ногами, и свободу набивать вечно пустые утробы любой добычей.

Они могли бы прокормиться водорослями, но по тупости своей разоряют и загаживают водоемы, пока не отравляют их настолько, что могут пройти годы, пока те восстановятся после их набегов. Крысы могут быстро и глубоко зарываться под землю, чтобы прятаться от солнца, и вылезают наружу только тогда, когда самые жаркие часы уже прошли — чтобы убивать и жрать, убивать и жрать. Если они не находят другой добычи, то бросаются друг на друга, даже детеныши на собственную матку или матка на свое потомство. В них нет ничего, кроме зла, а их вонь вызывает тошноту у тех, кто с ними сталкивается.

Наши яксы благодаря своей густой шерсти могут выдержать нападение небольшой стаи, но если крыс будет много, они мигом задавят тех числом, подобно буре, которая может в один миг похоронить в песке все живое. А ориксены, сами по себе свирепые бойцы, если их рога не подрезать, становятся для крыс легкой добычей.

У крыс два врага — мы и песчаные коты. У нас есть давно выработанные стратегии, мечи, копья, ядра для пращи, охотничьи ножи, посохи — но крысы загрызли насмерть многих несчастных, от которых остались одни кости.

Песчаные коты, которых мы также опасаемся (отправиться на охоту за этим зверем и вернуться домой с трофеем в виде клыка или шкуры — это испытание на храбрость для мужчины и предмет гордости для его семьи и всей родни), владеют не только хитрой и искусной тактикой боя, но и когтями и клыками, которые они с блеском используют. Как и яксы, они покрыты густым мехом, который защищает их от всех, кроме самых удачно пришедшихся и сильных укусов. Возможно, их присутствие то здесь то там ограничивает смертоносные набеги крыс, которые всегда дерутся до конца и не отступают, поскольку их нутро постоянно терзает голод.

Коты тоже имеют свой запах — мускусный, но не отталкивающий, и еще более резким запахом они метят границы своих охотничьих угодий. Они не собираются большими стаями, и на одном острове может жить лишь одна пара. У них всегда рождается только один котенок, который, повзрослев, уходит искать себе свое место. Самцы дерутся за территорию и самок, и проигравший часто становится опасным бродягой.

Этим вечером я не учуял ни крысиного зловония, ни кошачьих следов, но зато обнаружил третий запах — тот, который и надеялся встретить. Тот, что означал для меня жизнь. Пруды с водорослями и были жизнью для моей расы. Именно от этих растений зависит наше пропитание. Мы получаем пишу и от наших стад, но сами животные тоже кормятся водорослями. Единственное растение, которое выживает, кроме водорослей, на нашей солоноватой почве, — угольная дыня, которую надо срезать вовремя, или она становится малосъедобной.

Если бы на островке, где я стоял, был водоем с водорослями, я мог бы найти здесь и диких яксов, и запастись вяленым мясом для дальнейшего путешествия.

Но путешествия куда? Я смотрел на звезды, которые неуклонно разгорались все ярче. Каждый из тех, кто ходил торговыми путями, знаком с этими светлыми точками, указывающими нам путь. Однако мы не уходим на большие расстояния, будучи слишком привязаны к своей земле и домам, чтобы рисковать в дальних странствиях. Я знал расположение в небе тех звезд, которые указывали мне дорогу от родной скалы к рынку в Мелоа и обратно. Оттуда, где я стоял, их не было видно, да я и не ожидал этого.