Знак кота

Я замер на полуслове, поражённо уставившись на этот предмет, снятый с мёртвой крысы. Блестящий чёрный камень в центре, как и его оправа, отливавшая червонным золотом, внезапно потеряли цвет, словно выцвели от жары. Под мягким прикосновением солнечных лучей, неслышным прикосновением, этот предмет рассыпался, как песчаный домик, превратился в пыль, а металлическая пластина изогнулась и распалась.

Я знал металлы, понимал толк в камнях. Я часто наблюдал, как Кура трудится над своими украшениями, которыми гордился весь наш Дом. Она всегда с охотой рассказывала о своём ремесле заинтересованному слушателю, но ни разу не упоминала о материалах, которые распадаются в пыль, как я только что видел.

— О Великий, — теперь я говорил очень медленно; хотя солнце ещё согревало нас, я почувствовал, как меня пробирает дрожь, — это дело недобрых рук.

Я был уверен в своих словах. Но чьих рук, откуда оно? Если бы я прибыл ко дворцу Императора с подобной вестью, кто поверил бы мне на слово, без вещественных доказательств?

Кот снова зарычал. Он не сводил глаз с этой кучки пыли. Я вскочил на ноги и, взмахнув посохом, смахнул прочь эти остатки тёмного талисмана. А затем, чтобы отвлечься от невесёлых раздумий — от них всё равно сейчас не было толку, — принялся разделывать туши крыс, не тронутые их сородичами. Я не любил крысиное мясо, но человеку нужно поддерживать свои силы, а любое вяленое мясо придётся очень кстати, когда я двинусь дальше.

Этой ночью я забрался на один из камней, служивших мне укрытием от солнца, на тот, что повыше, и попытался проследить пути звёзд над головой. Я так и не увидел ни одной знакомой звезды, поэтому просто устроился поудобнее, положил посох на колени и постарался не думать обо всех перипетиях этого дня, а открыть свою душу навстречу духу окружающей меня земли, согласно обычаям нашего народа. Так я нашёл немного покоя, хотя какой-то уголок сознания оставался начеку.

Мы отогнали крыс, напавших днём, что было не в их привычках. Вполне возможно было, что они предпримут ещё одну попытку, на сей раз ночью, под привычным им покровом темноты.

Но хотя я имел все основания ожидать новой атаки, в эту ночь ничего такого не случилось. Отдохнув, я спустился со своего насеста и собрал шкуры убитых крыс. У меня не было ни времени, ни материалов, чтобы выделывать кожу, я просто, как мог, отскабливал шкуры и расстилал на плоском камне, чтобы жаркие лучи солнца днём просушили их. Эти куски кожи пригодятся мне латать сапоги.

В нашей земле, если ходишь пешком, обувь служит недолго. Любой путешественник обычно носит с собой несколько пар сапог и прочную кожу для починки. Я старательно трудился над каждым кусочком и каждый раз, поднимая глаза, ловил на себе пристальный взгляд светящихся в сумраке пещеры глаз.

За работой я разговаривал, хотя ответа не получал. Я говорил о том, что лежало у меня на душе, обращаясь к коту, как обращался бы к мудрому старейшине из числа людей.

— В доме моего отца, о Великий, я самый слабый и незначительный из нашего рода. Словно проклятие лежит на мне с самого рождения: мой отец смотрит на меня без радости, а брат…

Старая, спрятанная глубоко внутри злость снова плеснула во мне; но я не дал ей вырваться наружу.

— …мой брат не друг мне, и почему это так, я не знаю. Может быть, потому, что я никогда не хотел убивать…

Несуразность сказанного поразила меня. И это говорю я, сражавшийся и убивший ту самую тварь, шкуру которой сейчас выскабливаю?

Я сел на пятки. Темноту немного разгоняло свечение песка и сияние золотой кошачьей маски, покачивавшейся над складками верхней рубахи, но тени вокруг были непроницаемыми.

— О Великий, как человеку узнать, кто он есть на самом деле? Повторяю, мне претит отнимать жизнь. Я усмирял скот не палкой, а руками и ласковым словом. Но с тех пор, как я попал сюда, я только убиваю и убиваю. С голыми руками против крыс не устоишь, и если жизнь человека оказалась под угрозой, он схватит первое оружие, что попадётся под руку и…

Я снова заглянул в немигающие глаза. А ведь этот кот может в одно мгновение тоже оказаться моим врагом, и с ним будет справиться куда труднее, чем с крысой. Если это вообще удастся. И всё же у меня не было ни малейшего желания разыгрывать из себя «настоящего воина», как это сделали бы мой отец или брат.

Всё это время во мне росла уверенность, что это раненое, но всё-таки грозное создание — не просто обычный зверь. Всё яснее я видел, что в нём кроется тайна, и всё больше мне хотелось раскрыть её.

Наконец, отложив в сторону шкуры, я спустился к озеру, набрать водорослей, и вскоре вернулся, чтобы перевязать раненую переднюю лапу. На этот раз зверь даже не заворчал, напротив, он сам вытянул лапу, чтобы мне было удобнее, хотя я знал, что любое движение причиняет ему боль. Когда я положил перед ним порцию водорослей, чтобы он мог лизать их, я услышал странное урчание и не сразу понял, что он мурлычет.