Я посмотрела на эмблему, которую вышивала, на кошачью голову. Цитриновые глаза — я готова была поклясться, что они живые! Мне было непонятно, что мы вдвоём только что сделали, я лишь сознавала, что Равинга довела до конца какой-то могучий ритуал.
Жара и боль. Только боль была не такой сильной, она лишь слегка подстегнула меня, приводя в чувство. Я лежал на спине, и надо мной мерцало звёздное небо. Шершавый язык прошёлся по моей щеке, и я увидел свернувшуюся справа кошку. В темноте отчётливо были видны только её глаза, и я, не отрывая от них взгляда, попытался поднять руку.
— О Великая… — из горла вырывался лишь хриплый шепот.
— Друг…
Я с удивлением вскрикнул. Я был уверен, что это не сон, я действительно разобрал в этом рычании понятные звуки. Только на сей раз я не вскочил в удивлении. Я всё ещё был в плену — в плену всего, что обрушилось на меня с того момента, когда кошачьи клыки сомкнулись на моём запястье.
Но теперь я слышал ещё и музыку. Еле слышная мелодия, знакомая так давно, что стала частью меня.
Звуки взлетали, звуки падали, и музыка текла с серебристым звоном тонкой струйки, льющейся из кувшина в таз.
А затем наступила тишина, и я заснул.
Глава девятая
Я лежал на спине, укрытый небрежно наброшенным плащом. Боль в руке куда-то пропала. Мне было хорошо, я чувствовал себя необыкновенно легко. Ещё один сон? Нет, я был уверен, что это не сон. Несколько мгновений назад, перед тем, как самка ушла, оставив самца караулить, я слышал и понимал их разговор. В этом не было никаких сомнений.
Клаверель-ва-Хинккель… да, это моё имя. Веки отяжелели. Всё вокруг, как в тумане, ничего не видно… Моей высушенной пустыней кожи коснулся ветер. Лёгкие порывы ветра несли облачка песчаной пыли мимо тёмных камней. Какое безлюдное бесплодное одинокое место, подумал я…
— Мирурр… — как мог старательно выговорил я непривычные звуки этого имени.
Мне ответил неспешный вопросительный звук. Большая голова, лежавшая на передних лапах, приподнялась, золотые глаза оценивающе уставились на меня. Я почувствовал себя, словно на площадке для упражнений с оружием на моём родном острове, а это массивное тело, покрытое золотисто-серой шерстью, можно было сравнить с широкоплечим корпусом оружейника моего отца. Я мог говорить, меня понимали, мне отвечали. Казалось, я нахожусь в компании людей. Где-то ниже таилась смерть — с крысами было далеко ещё не покончено. Но пока я отгонял мысли об этом.
— …и Меткин-бродяга… — я отчётливо разобрал эти слова. Кот сделал паузу, словно перебирая старые воспоминания.
— Этот был герой, дрался во многих битвах. В дни поминовения вспоминают его имя, рассказами об его подвигах гордится его клан, — его утробное ворчание чем-то напоминало мурлыканье.
— А до него Мяарт из рода Пяти, кто сражался за многих…
Большой кот провёл лапой по камню, оставляя на его поверхности длинные царапины.
— А до этого Мяслазар, и другие… много других… Мярое… Мяестер… — тут он зевнул, словно эти воспоминания вгоняли его в дремоту.
— А эти герои объединялись с моим племенем? — я говорил на ощупь, слово за словом, неуверенно выговаривая непривычные звуки.
Мирурр отрицательно мотнул головой, сонно полуприкрыв глаза.
— Наш клан далёк от дорог чужаков. Мяффор встретил смерть там, где дуют великие страшные ветры. Он говорил с человеком, живущим в одиночестве, искал знаний. Помнил лишь малую часть того, что рассказал тот. Но каким было начало, таким будет и конец.
Теперь его глаза с узкой прорезью зрачков совсем закрылись. Мои тоже. Его обрывочные фразы влетали мне в одно ухо и вылетали из другого, не складываясь ни во что осмысленное. И у меня не было желания выпытывать что-либо дальше.
Во сне я попадал в какие-то незнакомые места, где рядом со мной всегда оказывался кто-то, заставлявший меня делать какую-то непонятную работу, а я с легкостью увиливал от его понуканий.
Меня разбудил ещё один звук, шорох когтей по камню. Я приподнялся, опираясь на локоть, и осмотрелся. Невдалеке стояла самка. И не одна. Подражая её величественной осанке, рядом с ней стоял кот-подросток, уставившийся на меня круглыми от детского любопытства глазами. Он тяжело дышал, приоткрыв рот.
Он был такой же масти, как и его родители, но белые пятна выделялись не так сильно, мех был не такой густой, и с большими широкими лапами, как у любого котёнка. Но сразу было заметно, что со временем он вырастет таким же, как его родитель.
Марайя, самка, подтолкнула его лапой вперёд.
— Мурри… — её голос не понимался громче мурлыканья. — Это наш сын, гладкокожий. Как это принято и у твоего народа, наши юные тоже уходят узнавать мир, когда наступает их время. Мурри будет тебе младшим братом, твоими клыками и когтями.
Она замолкла, а я снова заговорил, спотыкаясь о странные звуки чужого языка.
— О Леди, вы доверяете своего котёнка мне, одному из тех, кто охотится за вами?
Может быть, Великие Коты не умеют смеяться, но они знают, что это такое, и смех слышался в её ответе:
— Доверяем его тебе, юноша? Нет, скорее мы доверяем ему тебя.
— Но…