— Вот оно и плохо, что драки не было, — вздохнул сокрушенно Вячеслав. — После нее мы и правда из них намного больше выжали бы.
— Так вон ты к чему беседу эту завел, — догадался Константин и упрекнул добродушно: — Ты же воевода. Радоваться должен, что людей сберег.
— Хорошая тренировка все равно бы не помешала, — возразил Вячеслав. — А так-то что — ходили, бродили, а где победы?
— А для тебя они с чем ассоциируются? — спросил князь. — Чтобы поле бескрайнее, а на нем трупы горками уложены?
— Если вражеские, то примерно так я ее себе и представляю, — подтвердил воевода, ничуть не смущаясь собственной кровожадности.
— Одних вражеских на таком поле никогда не будет. Они всегда со своими вперемешку лежат, — заметил Константин. — И потом, любая победная битва чем всегда заканчивается? — и сам же ответил: — Мирным договором с побежденным противником, который для тебя выгоден, а для него — нет. Считай, что мы сразу, минуя битву, к конечному результату перескочили.
— А еще лучше, когда вообще договариваться не с кем, — упрямо заявил воевода.
— Договариваться всегда есть с кем, только не всегда с тем, с кем ты воевал, и порою это даже хуже, — парировал князь. — А если тебе драк мало, то будь уверен — на твой век хватит. Причем уже в этом году.
— И откуда такая уверенность? — удивился Вячеслав.
— Сердцем чую, — нахмурился Константин. — А сердце у меня — вещун.
— Да-а, — протянул Вячеслав. — Ты в этот раз прямо в духе отца Николая действовал, — не удержался он, чтобы не подковырнуть. — Борец за мир и все такое. Жаль, что не видит он сейчас тебя, а то обязательно возликовал бы и прослезился.
— Возможно, — флегматично заметил Константин, пропуская мимо ушей язвительные слова друга, и добавил: — Честно говоря, мне его сейчас дьявольски не хватает.
— Как-то двусмысленно звучит. Священника и вдруг не хватает дьявольски, — насмешливо хмыкнул воевода.
— Да не в словах дело. И не священника, если уж на то пошло, — поправил князь. — Он из Никеи должен епископом прибыть.
— И как тогда к нему обращаться?
— В наше время было: «ваше преосвященство». Как сейчас — не знаю, но, скорее всего, точно так же. Знаешь, — пожаловался он, — что-то мне он последнее время чуть ли не каждый день вспоминается. И при этом возникает какое-то непонятное чувство, будто с ним что-то неладное происходит.
— Ерунда, — поспешил успокоить друга Вячеслав. — Сам же говоришь, что все эти поставления, если они только сана епископа касаются, — пустая формальность. Ну, как у нас в войсках, когда вызывают для утверждения на вышестоящую должность. Прокатится отец Николай туда и назад, кучу книжек интересных тебе привезет, впечатлениями поделится, и все.
— Так ведь я же ему еще и поручение дал о Константинополе переговорить. Помнишь, толковали мы с ним при тебе об этом?
— Да помню я, конечно. Только здесь, по-моему, ты тоже зря волнуешься. Согласятся они или откажутся — лично ему в любом случае ничего не грозит.
— И все равно как-то тревожно, — не успокоился Константин. — Такое чувство, будто над ним там беда нависла. И не дай бог, если она окажется связана как раз с моими просьбами или, — искоса посмотрел он на воеводу, — с твоей разведкой.
— Да я и сам себе не прощу, — отозвался Вячеслав, но тут же успокаивающе добавил: — Да нет, ничего с ним не будет. И за разведку мою ты тоже зря волнуешься — там ребята надежные. Конечно, всякое может случиться, но подвести они не должны.
Не суесловно реку, что Константин бысть еретик и веру христову отринул. В ту же зиму поиде он на булгар веры Магометовой, воевати же их не восхотеша, но мир прияша.
Сам же учал мыслить, яко ему веру их прияти, но ведая, что они тож поклоны богу бьют, своему уговору с диаволом верен остался. Тако же приял от их гривен во множестве и дозволил за то нехристям оным на Русь святую ехати и заполонили булгары грады русския. Из гривен же оных, за кои он Русь продаша, будто Иуда, на церковь православную ни единой куны не даша.