Знак небес

Последний тост провозглашал фатих Керим. Он предложил в знак нерушимой дружбы, которой отныне связаны обе державы, обменяться всем кубками и оставить их у себя на вечную память об этой встрече.

Абдулла-бек, сидящий рядом, охотно протянул свой кубок Константину. Тот в ответ отдал свой и вновь больше по привычке, чем из какого-либо подозрения, тихонько обернув перстень камнем вниз, коснулся им медовухи. Коснулся — и глазам не поверил, когда красный цвет немедленно сменился на голубой, синий, фиолетовый, а потом чуть ли не почернел.

Немного поразмыслив, он протянул кубок обратно беку:

— Извини, Абдулла, но я как-то привык из своего. Давай мы выпьем, а уж потом обменяемся пустыми чарами.

— Как скажешь, — охотно согласился Абдулла и, не колеблясь, поднес к губам взятый у князя кубок.

Сомневаться не приходилось. Ни при чем тут ханский сын.

— Не пей, — быстро шепнул ему Константин на ухо, изображая пьяную улыбку и гадая, кто же сумел подсыпать яд наследнику трона.

Тот непонимающе обернулся, в глазах стояло искреннее недоумение.

— Кто-то подложил тебе отраву в кубок, — пояснил Константин, не переставая улыбаться. — Ты отдал кубок мне, а я, перед тем как пить, проверил. Извини, друг, я поначалу на тебя подумал, вот и вернул его обратно.

— Но кто это сделал? — побледнел Абдулла.

— Во всяком случае, не Керим, иначе яд достался бы тебе. Да улыбайся же ты, чтобы никто ничего не заподозрил, — прошипел Константин.

Абдулла с усилием растянул в улыбке посеревшие губы.

— Вот так уже лучше, — ободрил князь. — А что касается яда, то ты о том даже и не думай, — обнадежил он приунывшего наследника булгарского престола. — Знай, гуляй себе и жизни радуйся. Говорят, кто раз от смерти ушел, к тому она потом долго не заглядывает.

— Но кто на это решился?

— Скоро узнаем, — заверил Константин, подзывая к себе Любима.

Впрочем, тот уже и сам спешил к князю. Лицо его было озабочено, даже перепугано.

— Радуйся, Любим. Радуйся и улыбайся, — вполголоса сказал князь дружиннику, подавая пример.

Тот непонимающе захлопал глазами, потом сообразил, фальшиво улыбнулся и зашептал:

— Тревожно мне что-то, княже. Вон у того крючконосого слова чудные в голове гуляют. Все бубнит: «Выпьет — не выпьет, выпьет — не выпьет». Вот мне и помыслилось нехорошее. Думаю…

— Это который в зеленой чалме? — перебил его Константин.

— Он самый, — подтвердил Любим.

— А еще у кого чего нехорошее в голове имеется? Да улыбайся же ты!

— Тот, кто вино сейчас разливал, — снова раздвинул в улыбке непослушные губы дружинник. — Только там страха больше.

— Еще, — потребовал князь.

— Через одного от боярина ихнего с чалмой. Сейчас как раз улыбается и на нас глядит.

— У него что?

— Никак дождаться не может, когда бек пить станет. Остальные о разном думают, но больше о веселом, да еще о наградах, которыми их всех хан наделит.

— Ладно, — махнул рукой Константин. — Спасибо, Любим. Сейчас иди на свое место. Жаль тебя отпускать, но и рядом усадить не могу — сам, поди, понимаешь. Но ты постоянно настороже будь, хорошо?

— Ежели что, так я мигом примчусь, — заверил дружинник.

— Стало быть, так, Абдулла-бек, — повернулся князь к наследнику Булгарии. — Двое их у тебя на пиру сидят. Один в зеленой чалме, а другой…

— Не может такого быть, — горячо перебил его бек. — Усман-ходжа — человек большой святости. Он в том году хадж совершил в Мекку. Это не он. Твой человек ошибся.

— И тут святоши достали, — устало вздохнул князь. — Дело, конечно, твое, Абдулла, но я бы посоветовал тебе приглядеться к нему. Это он сейчас гадает — выпьешь ты или нет. К тому же проверить легко. Предложи ему выпить из твоего кубка, и ты все сразу поймешь. А заодно второму, который через одного от этого Усман-ходжи сидит. Ну, вон тот, толстый такой.

Наследник помрачнел.

— Вот это больше похоже на правду, княже, — заметил он, зло передернув плечами. — Он такое запросто может устроить. Вот только как? Он же не подходил к нам ни разу.

— Виночерпий, — коротко пояснил Константин. — Только с ним тебе поторопиться надо, иначе эти двое сами его убьют, чтобы не выдал.

Абдулла что-то отрывисто бросил старику, сидящему неподалеку от общего пиршества, который наигрывал нескончаемую тягучую мелодию на длинной деревянной дудке.

Тот равнодушно посмотрел на Абдуллу, не переставая играть, и снова зажмурил подслеповатые глаза, продолжая выводить грустные рулады.

— Это мои глаза и уши, — пояснил бек князю.

— Он же полуслепой, да и глуховатый, наверное, — усомнился Константин.

— Нам бы с тобой такую зоркость и такой слух, — лукаво улыбнулся Абдулла и добавил: — А я знаю, кто выпьет мед из моего кубка.

— И я знаю, — откликнулся Константин. — А теперь радуйся.

— Чему? — не понял Абдулла.

— Ты заключил мир со мной, ты родился второй раз, и у тебя скоро станет на одного врага меньше.

— А ты плачь, — посоветовал Абдулла. — Если бы мы подписывали договор завтра, ты мог бы запросить вдвое больше гривен.