Знак небес

— С ним малость похуже будет, — сказал Константин и с сожалением пожал плечами. — До весны твой Кострец тебе не помощник — плечо ему посекли.

— До весны, — вздохнул облегченно Чурила. — Да хошь до осени. Главное — жив.

— А мой племяш? — пробасил старшина всех владимирских кожемяк. — О нем тебе не ведомо? Я ведь ему стрыем довожусь, а отца с матерью у него и вовсе нет. Михасем его кличут.

Пимен, хмыкнув, склонился над столом и сказал:

— Тот самый, княже.

Константин кивнул и, посуровев лицом, ответил:

— У него дела плохи. С животом мается.

Рана в живот всегда справедливо считалась одной из самых страшных. После нее человек если и выживал, что бывало нечасто, то прежнего здоровья все одно уже не имел.

— Может, натощак подранили, — вполголоса пробормотал кожемяка.

Действительно, если рану наносили человеку, который до того не ел хотя бы часов шесть-семь, то надежда на его выздоровление была неизмеримо больше.

— Если бы натощак, то он бы брюхом не маялся, — с легкой улыбкой на лице заметил князь. — А так он мне всю ладью запакостил, не говоря уж про свои порты. Жаль, что в Оке вода студеная, а то бы я его так с голым задом и вез бы.

— Так это оно что же — не ранило его, стало быть, в живот? — начало доходить до кожемяки.

— Какое там ранило. Обожрался он чего-то, вот и все, — и под сдержанные улыбки и похохатывание присутствующих добавил, веселья своего уже не сдерживая: — Его и вязали-то, когда он со спущенными портами в кустах сидел. Поначалу ведь думали — затаился. Чуть не зарубили. Потом пригляделись, а больше принюхались и поняли, что иным делом вои храбрый занят.

— А мой как, княже?.. — приподнялся было из-за стола сухонький старичок, но договорить не успел.

Боярин Еремей Глебович, устав терпеть, не выдержал, поднялся в свою очередь с лавки, зыркнул зло, осаживая очередного наглеца, осмелившегося лезть «поперед батьки», и степенно начал свою речь:

— Что откуп малый с града берешь, то славно, княже. И за то, что полон готов вернуть, тоже поклон тебе низкий. А как с княжичами малыми будет? Им ты какую долю определил? Мы ведь всем градом за них теперь в ответе. К тому же Владимир Юрьевич ныне и вовсе осиротел — в полдень, за час до того, как нам сюда выехать, мать его Агафья Всеволодовна, что на сносях была, скончалась, мук тяжких не выдержав.

— Это ты про меня, боярин, намек такой подпустил? Дескать, я их, по-твоему, осиротил? — резко поднялся из-за стола Константин. — Неужели это я рать собирал, дабы князя-соседа изобидеть? Лучше спасибо сказали бы, что мы с умом воев ваших встретили, до настоящей сечи дело не довели, иначе сколько бы здесь отцов без сыновей остались! А ведь они-то как раз самые безвинные и есть, потому как молодые, в разум еще не вошли. Князю Юрию на то не сослаться — ему, почитай, четвертый десяток лет пошел[52]. Да и брат его Ярослав немногим моложе. И вина в сиротстве Владимира не на мне лежит, а на самом отце его. Что же до Агафьи Всеволодовны, то тут и вовсе не моя воля. Чья? — Он выразительно развел руками и сам же веско ответил, как припечатал: — Божья.

— А все-таки ты не ответил, княже, — не сдавался боярин. — Кем они станут? Изгоями?[53]

— Ну почему же так сразу? — примирительно ответил Константин. — Из Владимира я их, конечно, выведу. Да и в Суздале с Ростовом делать им тоже нечего. Однако в изгои ты их рано поместил. Есть у них еще Переяславль-Южный. Да не один град, а целое княжество. Туда ты их и отвезешь, боярин, со всем своим бережением.

— Беспокойное больно княжество у них будет. На самом рубеже со степью, — проворчал, но больше для приличия, отчасти успокоенный Еремей Глебович. — Там дружина знатная нужна. Да и не справлюсь я один — стар стал.

— А я тебе Творимира дам. Он подсобит. А что до дружины, то тех сынов боярских, которые тоже без отцов остались, как раз на всех четверых хватит. А ежели князь Ярослав оправится от ран, то он по первости их и будет в бой водить.

— Стало быть, ты его из своей вотчины тоже изгоняешь? — уточнил Еремей Глебович.

— Вежества он напрочь лишен. Все обидеть норовит. Еще одного такого соседа заиметь — и никаких ворогов не надобно. К тому же я так мыслю, что и у владимирцев на него обида большая. Если бы не Ярослав, то Юрий ваш под Липицу не пошел и ныне под Коломной его тоже не было бы.

— Тесновато им там придется. Невелико Переяславское княжество, — осторожно заметил епископ Владимирский.

— Да уж побольше, чем Городец Радилов будет[54], — тут же нашелся Константин.

— Ну, с княжичами все понятно, — вздохнул, перекрестившись, Симон. — И мастеровому люду ты все славно обсказал. Опять же, пока шел сюда, смердов не зорил, селища не жег. То ты по заповедям божеским поступал. Осталось вопросить тебя, княже, о делах церкви. Оно, конечно, пустяк, но положено так, чтоб новый князь каждый раз грамотки прежние своей дланью подтверждал.

«Вот оно, — мелькнуло в голове у Константина. — Или сейчас бой принимать, или отложить малость, но отступать-то уж точно нельзя».