Знак небес

— А не пошел бы ты ныне — ничего бы они с тобой не сделали, — шепнул Константин. — Разбил я их обоих у Коломны. Юрий мертв, да и Ярослав еле живой — не знаю, довезу ли.

— Думаешь, утешил? — откачнулся от него Давид и невидяще глянул на Константина красными от слез глазами. — Ты мне токмо еще горшую боль дал. Стало быть, дважды я в их смерти повинен. Когда полки сбирал, Ижеславцем и Кадомом соблазнившись, кои мне владимирские бояре посулили, и когда ныне утром их на бой благословил. — Он вновь жалобно всхлипнул. — То за мою жадность ниспослал мне господь столь тяжкую кару. За жадность, да еще… Облыжно я дядьев твоих оболгал пред Всеволодом Юрьевичем. Ровно десять годков всевышний ждал покаяния моего за грех тот смертный, да так и не дождался[30], вот и… — Не договорив, он снова заплакал.

— Приди в себя хоть немного, Давид Юрьевич, — сочувственно, но в то же время с легкой долей укоризны заметил Константин. — На тебя не только я и рязанцы мои, но и муромцы смотрят. Я понимаю, что горе твое велико, но ты — князь. Об этом вспомни.

— Да какой я князь, — жалко улыбнулся тот. — Ежели сил хватит до монастыря[31] добрести, и на том спасибо. Теперь тебе здесь княжить, тебе суд вершить, тебе и думать, как перед людьми себя не осрамить. А мне ныне все едино. А напоследок дозволь, Константин Володимерович, мне останки сынов своих забрать. Ежели добро дашь, я бы хотел у себя в монастырском храме их захоронить. — Он осекся и, горько усмехнувшись, поправился: — У тебя в храме.

— Не мой он и не твой — божий, — строго поправил его Константин. — Иди, конечно.

И Давид побрел в сторону поля, на котором погибли в битве его сыновья.

Распорядившись отправить раненых в ладьях в Рязань и отрядив сотню ратников во главе с Пелеем в Муром, чтобы воздать последние почести погибшим сыновьям Давида Юрьевича и… принять город в управление после ухода князя в монастырь, Константин двинулся дальше, стремясь поскорее достичь Клязьмы и оказаться перед Владимиром.

* * *

Обуяша сила бесовская Константина, и побраша он все грады муромские под длань свою. Сынов же князя старого Давида Муромского заманиша к себе в Ижеславец и тамо умертвиша подло, а самого со стола низринувши.

Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.

Издание Российской академии наук. Рязань, 1817 г.

* * *

Что касается Муромского княжества, то, учитывая, что оно уже давно было союзным еще Всеволоду Большое Гнездо, а затем его сыну Юрию, Константин был абсолютно прав, применив против него превентивную меру.

Возможно, что она была чрезмерно жестока — убийство двух молодых князей и ссылка их престарелого отца в монастырь. Можно долго размышлять о том, оправдана ли такая суровость, тем паче коварство рязанского князя. Учитывая, что даже влюбленный в Константина Пимен молчит, ничего не сказав о происшедшем, можно сделать вывод, что и в этом случае летописец не нашел нужных слов, чтобы подыскать князю оправдание. Следовательно, можно довериться суздальскому Филарету, который пишет, что Константин под предлогом переговоров заманил Святослава и Ярослава к себе в Ижеславец, где и умертвил их.

Однако не нами сказано: «Не судите, да не судимы будете». Во всяком случае, я бы не стал отдавать свой голос ни в защиту Константина, ни за его безусловное осуждение, ибо не следует забывать и о тех суровых временах, в которые жил рязанский князь.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 166. Рязань, 1830 г.

Глава 7 Я тут всерьез и надолго