– Как на духу скажу тебе, княже, да и то лишь потому, что понял ты правильно слова мои дерзкие и обиды на них не выказал. – Басыня глубоко вздохнул и продолжил: – Я уже старый. За молодыми не всегда смогу угнаться, но кое в чем ином и они до меня не дотянутся. И вой с меня справный будет. Опять же ни кола, ни двора не имею. Язык меня всегда подводил – что князь Мстислав, что сынок его Гавриил Мстиславич за него меня не больно-то жаловали. Так что ни селищ, ни терема своего я так и не нажил.
– А я селищ не раздаю. У меня все смерды только в княжьей воле, – заметил Константин. – А гривны получать будешь, как все прочие.
– Так-то оно так, – снова вздохнул Басыня. – Да душа у меня, видать, шибко вольная. А теперь она и вовсе на свободу вырвалась, за столько лет в первый раз. Погоди маленько. Пускай она налетается. Правда, перья малость пощипали твои орлы – пусто ныне в калите, ну да ладно уж, и так не пропаду.
– А летать где собрался? Если по Чернигову, то не советую. Проведают князья, что здесь стряслось, быстрее, чем петуха, обдерут и живьем в котле сварят.
– А по твоим владениям, стало быть, дозволяешь? У тебя теперь ныне земель много, – вновь хитро прищурился Басыня.
– Да хоть круглый год броди, – весело махнул рукой Константин и посоветовал: – А утром ты все-таки ко мне загляни, а то негоже с пустой калитой на воле гулять. Верну тебе все сполна.
– Э-э, нет, княже, – укоризненно заметил старый ратник. – Это ведь людишек твоих законная добыча. Я порядок знаю. Не дело ее назад отбирать.
– А я и не буду, – пообещал Константин. – Из своих отдам.
– Во как, – изумился Басыня. – Так там много было, аж четыре гривенки новгородские.
Константин вопросительно посмотрел на старшого из своих дружинников. Тот, секунду помявшись, вспомнил, что князь обещал отдать из своих, и уже без опаски выпалил быстро:
– Брешет он, княже. Три гривны там было, аккурат нам по одной на брата. Да и те киевские.
– А помимо их?! – искренне возмутился Басыня.
– Помимо их у тебя там всего три медяка старых валялось, и все.
– Вот. Я же говорю, княже, почти четыре гривны, – удовлетворенно заметил старый ратник. – А новгородские или киевские – вою в том разбираться недосуг.
– Это с каких же пор три куны почти гривной стали? А уж киевские от новгородских даже слепой отличит, – хмыкнул Константин. – Ладно, получишь ты обратно три своих гривенки[71]
.– Новгородские? – уточнил Басыня.
– Рязанские, – улыбнулся князь и успокоил насторожившегося ратника: – По весу те же, а расплачиваться станешь – товару даже больше возьмешь. Держи одну, – покопавшись в кармане, он выудил оттуда большую серебряную монету свежей чеканки.
На аверсе у нее красовался в полном парадном облачении сам Константин со скипетром в одной руке и шаром-державой – в другой. Обрамляющая надпись заверяла особо бестолковых, что это и есть на самом деле «Великий князь Рязанский Константин».
На реверсе был выбит гордый сокол, цепко сжимающий в своих когтях обнаженный меч. Вообще-то надлежало сунуть в лапы птице трезубец, но после некоторых колебаний – все казалось, что это вилы какие-то, – вид оружия было решено изменить. Чай, не Посейдон, чтоб трезубцем махать, да и нет пока морей в Рязанском княжестве – не вышли покамест к ним. Рисунок был обрамлен снопами пшеничных колосьев. Здесь же был указан и номинал монеты.
О том, как именно его обозначать, тоже имелись разные мнения. То ли не спешить и оставить на всех русские буквы[72]
, то ли последовать рекомендации Миньки, который настаивал сразу перейти к арабским цифрам. Резон в этом был. Когда будет проведена реформа алфавита, то переходить на них придется обязательно. Ведь некоторые буквы, которые предстояло сократить, тоже означали цифры[73]. Не станет букв – надо менять и цифры. Значит, придется возиться с переделкой чеканов и маточников.В конце концов решили все-таки не спешить и буквенные обозначения цифр частично все-таки оставить, кроме трех монет – самой крупной и самой мелкой, где номинал был указан прописью: «Одна гривна» и «Одна куна», а также для будущего рубля, на котором написали: «Рубленая гривна».
– Как живой, – уважительно, но в то же время с легкой долей усмешки – мол, чем бы дитя не тешилось, – заметил Басыня, внимательно разглядывая изображение князя на монете.
– А то, – в тон ему заметил Константин, улыбаясь, будто желая сказать: «Ну, ты-то понимаешь, что мне и самому такое возвеличивание не очень нравится, но раз для княжества полезно, то куда же тут денешься – надо».
– А ежели я к тебе совсем в дружину не пойду? – уточнил Басыня. – Гривны-то эти назад, поди, истребуешь?
– Что с возу упало, то пропало, – пожал плечами Константин. – Чай не разорюсь я с такого подарка.
– Ну-ну, – напряженно размышляя о чем-то, хмурил и без того морщинистый лоб Басыня. – А с ними как? – кивнул он в сторону товарищей.