Знак обнаженного меча

После ночного дождя утро было чудесным; поездка на автобусе в Глэмбер, через высокое холмистое плоскогорье, на сей раз доставила Рейнарду вполне осознанное удовольствие. В банке он работал усердно и необычайно эффективно. По натуре он был не в ладах с цифрами, и в обычный день работа стоила ему гораздо больших усилий, чем большинству коллег; он был напрочь лишен той умственной гладкости, что составляет главное достоинство клерка, и ему приходилось проверять и перепроверять каждую операцию с тяжкой медлительностью, за что его нередко удостаивали презрения. Однако этим утром работа у него, что называется, спорилась. К тому же он почувствовал необычный прилив расположения к своим сотрудникам, с которыми, в целом, отношения у него были довольно прохладные: он имел с ними мало общего вне работы и не выносил того замысловатого снобизма, что отличал их отношения друг с другом. В особенности Рейнард невзлюбил одного из них — претенциозного юнца по фамилии Гарнетт: во время войны тот дослужился до офицера в военно-воздушных силах и имел склонность подражать манерам «джентльмена» (или, скорее, бессознательно их пародировать). Сегодня, впрочем, даже молодой Гарнетт казался ему сносным напарником, и Рейнард удивил его (как, впрочем, и себя), предложив пообедать вместе в «Чайной Шэмрок» — дешевом ресторанчике, облюбованном персоналом банка.

После обеда Рейнард стал со все возрастающим нетерпением поглядывать, не появится ли Рой Арчер. Он был абсолютно уверен, что его новый приятель зайдет в банк сегодня, хотя, на самом деле, определенно Рой этого не обещал. До без десяти трех он все ждал; и только когда двери банка наконец закрылись, неохотно вынудил себя признать, что Рой уже не придет. Он почувствовал горькое разочарование — и все же затруднился бы объяснить, отчего это было для него столь важно. Казалось нелепым, что случайный знакомый за одну ночь приобрел в его жизни такое значение, — и все же это было так. Поездка в Ларчестер уже окуталась в сознании Рейнарда налетом романтической ностальгии, хотя, коли уж на то пошло, припомнить о ней он мог совсем немного. Под конец вчерашнего вечера он, без сомнения, был довольно пьян — обстоятельство, о котором он не без некоторой пижонской гордости поведал Тэду Гарнетту. Пиво — непривычное для него удовольствие — было, возможно, ответственным за тот романтический ореол, которым он наградил Роя Арчера; и, безусловно, именно воздействием пива объяснялись некоторые нестыковки, все еще смущавшие его сознание. Кое-какие мелкие детали отказывались логически вписываться в ту схему вечера, которую он помнил: к примеру, какое-то странное замечание, которое Рой сделал про своего полковника да так толком и не объяснил, — по правде говоря, таких замечаний было несколько; был еще тот эпизод с загадочным сигналом горна — конечно, ничего существенного, но (поскольку в пределах слышимости Прайорсхолта казарм не имелось) все это озадачивало и слегка тревожило Рейнарда, склонного излишне беспокоиться из-за подобных пустяков.

Даже и после закрытия банка Рейнард пару раз с надеждой глянул в окно, на тот случай, если Рой вдруг придет с опозданием. Благодаря тщательности, с которой он сегодня выполнил свою работу, и тому факту, что дела в последнее время шли более вяло, чем обычно, он смог уйти из банка сравнительно рано. Ближе к вечеру, в автобусе, его вдруг охватила непривычная жажда деятельности, и, вернувшись домой примерно за час до ужина, он прошел в сад. Там он обнаружил, что на пятачке, где они обычно жгли костры, скопилась большая куча осеннего мусора: обрезанные ветки розовых кустов, сухие растения с клумб, забракованные овощи и картонные коробки. Повинуясь внезапному импульсу, он направился к сарайчику с инструментами, взял грабли и лопату, несколько старых газет и жестянку с керосином. Потом, вернувшись к куче мусора, выкопал крест-накрест две неглубокие канавки, насыпал в их центр обрывки бумаги и неплотно навалил сверху мусор посуше — коробки и ветки. Побрызгал на эту груду керосином и бросил в середину зажженную спичку. Взметнулось пламя: сухой мусор вспыхнул с веселым треском; по мере того как костер прогорал, Рейнард понемногу добавлял топливо посырее, и в неподвижном воздухе вырастал столб густого белого дыма.