Знак Пути

– Дурни вы! – раздраженно брызгал слюной староста. – Вам бы только золотом скрыни набивать. Дурачье! Неужто непонятно, что если я стану воеводой, то всех вас возьму в дружину? Будете заниматься тем же, чем сейчас, только никакой виры платить не надо, а наоборот – слава кругом, да почет. Разве худо?

Атаманы переглядывались, морщили лбы и всячески тянули время, заставляя Тризора вскипать от бессильного гнева. Старый бородатый тать, с грязной повязкой на выбитом в пьяной драке глазу, шумно почесал макушку и молвил, сощурившись от яркого солнца:

– И все же, Тризорушко, надо бы заплатить. На мечи ведь своих людей посылаем. Как-то даже неприлично без платы. Деньги-то у тебя есть…

– Да что вы ноете как бабы… – совсем рассердился староста. – Будет вам золото! Две скрыни хватит?

– Отчего ж не хватить… – согласно закивали пятеро остальных. – Хватит, хватит. А чего нужно делать?

Тризор облегченно вздохнул и не стесняясь вытер грязный пот с запыленного лба.

– Фуххх… С вами упаришься. Слушайте сюда. Когда пешие ратники выскочат из казарм, не дайте им стать строем. Режьте всех подряд, я же знаю, оно вашим молодцам только в радость!

– Так они, небось, в доспехах… – с сомнением буркнул одноглазый. – Проще какого-нить торгаша на нож насадить.

– С торгаша ты, НЕБОСЬ, две скрыни золота не вытянешь. – зло сверкнул глазами Тризор. – Больше виры заплатишь.

– И то верно… Ладно, тогда мы вдарим, ты не сумневайси. Две скрыни, да?

– Лишь бы вы ими не подавились… – глядя на холм с казармами, вымолвил староста.

На склоне шла страшная сеча, от Владимировой сотни осталась едва половина, а сам князь, не сильно о себе заботясь, махал мечом в первых рядах, спотыкаясь о раненых и убитых. Легкую кольчужку он одел прямо поверх хламиды, а левый кулак так и был перемотан тряпицей, отчего нехорошо походил на обрубленную в драке культю.

12.

Выскочивших из подворотен татей поляки перебили играючи и с новой силой шарахнули в остатки дружины Владимира. Тут уж все было ясно – чтоб предсказать исход боя, не надо было уметь зрить по звездам и читать грядущее по дыму костров.

Пешие ратники, выбравшись из казарм, под прикрытием остатка дозорных выровняли строй и теперь несокрушимой булатной стеной перли на русичей, тесня их по склону на отвоеванную улицу. Пять сотен копий искрились на солнце губительными льдинками наконечников, с наслаждением пили горячую кровь, отбрасывали в сторону побледневшие, ненужные тела.

Русичи устали. Уже не в залихватской сече рубились они, а с молчаливым остервенением, когда ничего не видать впереди, кроме острия меча и напирающего противника. Умирали тоже молча, даже раненные не кричали.

Поляки же, напротив, перли с радостным ревом, тут и там раздавались победные выкрики. Десятники надрывали глотки стараясь удержать строй, не превратить наступление в беспорядочную, хотя и победоносную свалку.

И тут земля дрогнула, взвившись облаком пыли, редкая, пожухлая от зноя трава зашевелилась, будто живая, а в пыли прорезались и заветвились глубокие трещины, похожие на крупную рыбацкую сеть. С ближайшей отвоеванной русичами улицы на склон холма с грозным гулом вырвался тысячный табун, словно грязная, рыжая от глины река прорвала запруду и теперь неслась без разбору, губя все на своем пути.

Владимир верил, что Микулка не подведет, успеет сделать то, что задумано, а потому был готов к грозному напуску и вовремя приказал расступиться. А вот поляки ждали совсем другого… Они ожидали увидеть верхом на этих конях разодетых всадников в грозно сверкающих доспехах, как всегда безжалостных, быстрых, умелых…

Четыре десятка обессиленных русичей отскочили в стороны, едва держась на ногах, а обезумевший табун живым тараном шарахнул в строй пеших ратников, раскидал, смял, отбросил назад, на бревенчатые стены низких длинных казарм.

Кони увязли в копошащейся людской массе, лязг железа и хруст костей, крики и надрывное ржание смешались с кровавой пылью. Тут бы русичам надавить, дожать, но сил уже не было, мечи и топоры вываливались из вытертых до мяса ладоней. Владимир приказал стать кольцом, уйти в глухую защиту, но даже изрядно поредевшая от конского напуска польская рать, вдвое превосходила русичей числом и оружием. Но не доблестью…

Поляки наперли с новой силой, но русичи, хоть и валились с ног, напуску не поддались. Почти все, свободной от оружия рукой, поддерживали стоящих рядом соратников, отчего тесное, встопорщенное булатом кольцо стало единым целым. А поди сломай тугую вязанку хвороста, это не по прутику переламывать!