Но даже уставшие до последнего предела, они постараются утянуть за собой на тот свет как можно больше врагов. Что ж… Поначалу и первый бой казался безнадежным, но ведь сдюжили! Благодаря могучему Микуле, благодаря стойкости и бесстрашию всех, кто вышел на этот холм. Светлая им память!
Может и теперь Боги подсобят… Главное не подымать лапки кверху, иначе и сам оплошаешь, и от Богов помощи вовек не дождешься.
Поляки стали правильным квадратом, бьющим в глаза отражением солнца в доспехах, тяжелые глухие шлемы прятали лица в темноте узких щелей, длинные копья стальными шипами кололи прогретый за день воздух. Один рывок, и от русичей останутся лишь уходящие из памяти песни, но они, словно не чувствуя этого, стояли с бесстрашием хмурых скал, а в глазах застыло такое же каменное упрямство. Словно смерти для них не было вовсе, а если была, то какая-то странная, не такая пугающая и холодная, как для всего культурного мира.
Глядя на их непонятную решимость, Полуян даже растерялся дать последний приказ к напуску и это удивительным образом решило весь исход бунта.
Русичи напали на превосходящую рать первыми, будто только и ждали нового противника. Семеро израненных воев ловкими перекатами нырнули под острия копий и, вскочив на ноги уже внутри строя, начали немилосердную резню мечами, ножами, а то и просто вышибали из под шлемов мозги кулаками. Это оказалось для поляков такой неожиданностью, что никто из них не смог удержать правильность строя и вскоре ровный квадрат превратился в бестолково мечущуюся муравьиную кучу, среди которой страшными тенями мелькали белые рубахи русичей.
Но превосходство в числе не могло не сказаться – киевляне погибали один за другим и вскоре только двое ратников прикрывали спину отчаянно рубившегося князя. Вся вершина холма покрылась сверкающими и белыми пятнами трупов, рыжими, вороными и пегими конскими тушами, но еще больше живых коней разбежались по городу, шевеля воздух жалобным ржанием.
– Владимира брать только живым!!! – радостно заорал Полуян, пытаясь пробиться к месту схватки. – Кто убьет, я того на дыбе повешу!
Князя окружили плотным кольцом копий, но даже так он наносил противнику не малый урон, продолжая, словно дикий зверь, кидаться, рубить, уворачиваться. Он и рычал как зверь, глухо и зло.
Полуян понял, что только лишив князя чувств, можно взять его живьем, иначе, совсем обессилев, он запросто бросится на копье. Польский воевода вдруг с сокрушительной ясностью понял, что движет этими людьми. Понял и испугался, потому что никто и ничто не сможет их победить, ведь сами себя они никогда не признают побежденными. Их можно только убить, а это ОЧЕНЬ разные вещи!
– Взять копья тупыми концами! – приказал воевода. – Бить Владимира в голову! Себя не жалеть, собачья кровь!
Но когда тупые концы копий начали жестоко колотить Владимира, раздирая остатки хламиды под иссеченной кольчугой, польская рать дрогнула и в ужасе расступилась – еще один грозный противник ринулся в дикий необузданный напуск, держа вместо оружия огромный обломок полуобхватного бревна.
– Претич! – не веря глазам, воскликнул повеселевший князь. – Ну держитесь теперь, песьи дети!
Киевский воевода молотил поленом как палицей, буквально выкашивая за один удар добрый десяток врагов. Лязг и грохот стояли как в кузне, да и пылюка вздымалась почище всякого дыма. Владимир, непонятно откуда силы взялись, рубил с веселым ожесточением, рассекая булатные доспехи будто хлипкую медь. Может их бы и смяли, но из проулка на холм вскарабкался Белоян, одной своей медвежьей мордой напугав поляков до полусмерти. Он и дрался совсем по-медвежьи, голыми руками разрывая ратников вместе с доспехами, а уж если видел незащищенную плоть, то не стесняясь хватал ее мощными челюстями.
В это время осмелевшие горожане начали потихоньку выбираться из домов, многие уже знали, что и на грозную иноземную рать сыскалась управа. Кое кто видел одну часть бунта, другие случайно углядели другую. Разговоры, обсуждения, споры и выкрики быстро слились в один мощный гул, как тихий плеск волн сливается в грозный шум моря. Каждый хотел мстить не столько за унижения, сколько за свой собственный страх перед превосходящей силой. За то, что всего пару дней назад сами называли голосом разума.
– Я видал, – похвастался молодой паренек. – Как один наш стрелок полсотни ихних ратников перебил! Правда оставшиеся спалили его вместе с теремом…
– А бой у казарм видали? – растолкал соседей бородатый мужичек в простенькой рубахе, латаных портках и с босыми ногами. – Он до сих пор идет! Наши там таких люлей полякам дали, что те не знают как отбиваться. А ведь наших в десять раз меньше было! Но что самое главное – их вел в бой сам Владимир-князь! Никуда он не убег, а токма прикинулся.
– Врешь! – загудели со всех сторон.
– А вот и нет! – надулся мужичек. – Мой дом прям под холмом с казармами! Я все видал.
Толпа чуть притихла.
– Так это значит что? – непонятно у кого спросил здоровенный купец в богатом кафтане. – Значит мы одни, аки крысы по щелям? Как-то соромно…