Знак розы

Началось чтение Слова Божьего. Перси рассеянно слушал, надеясь уловить обращенное к нему послание. Он думал о Мэри. Перси уже не помнил, когда его молитвы были услышаны и пожар его сексуальных желаний угас - пожар, но не пламя. Какое это было благословение, когда угли наконец-то подернулись пеплом. Какое это было облегчение - чувствовать одну любовь и больше ничего. Но сейчас ему казалось, будто у него перед глазами Мэри расхаживает взад и вперед... взад и вперед, широкими шагами, заламывая тонкие руки.

— Перси, Перси, что нам делать?

— Будь я проклят, если знаю!—ответил он и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что не произнес эти слова вслух.

Никто не обращал на него внимания, и только священник не сводил с него глаз. Он воздел палец кверху, не предупреждая, а словно подчеркивая что-то, понятное одному Перси. Тот навострил уши. «Вот оно!» — подумал он.

— ...послушайте Меня, стремящиеся к правде, ищущие Господа!— Священник цитировал Ветхий Завет. — Взгляните на скалу, из которой вы иссечены, в глубину рва, из которого вы извлечены.

Проповедник отвел глаза, а Перси силился понять значение услышанных слов. «Итак, какого дьявола мне делать?» Здесьон не получит никакого ответа. Перси никогда не придавал особого значения скале, из которой был иссечен, или рву, из которого был извлечен. Это была епархия Мэри, те самые заморочки, которые принесли им столько вреда.

Служба подошла к концу, и под сводами церкви зазвучал заключительный гимн «Твердыня вечная». Перси задумчиво поднялся на ноги, держа в руках сборник церковных гимнов. Сегодняшняя проповедь была посвящена скале. Послушайте Меня, стремящиеся к правде, ищущие Господа! Взгляните на скалу, из которой вы иссечены, в глубину рва, из которого вы извлечены...

Перси вцепился руками в спинку сиденья, и гимнарий[32] едва не выпал у него из рук. Его лицо озарилось радостью, словно луч солнца прорвался сквозь тучи. «Ну, разумеется! Взгляните на скалу! Вот оно!» — ликовал он. Будь он проклят, он получил ответ.

Поздним утром Перси сидел в гостиной, залитой мягким светом солнечных лучей и мелодичным перезвоном колоколов, долетавшим от церкви на углу. Их гармония породила священный трепет в его сердце. Этот звук безжалостно напоминал ему о том, что время уходит - для него, для Матта - и даже для той маленькой штучки, что ждет у телефона в Далласе. Завтра Перси должен будет ответить на ее ультиматум, и еще одно поколение полетит под откос из-за бульдожьей одержимости Толиверов своим Сомерсетом.

Все было именно так, как она и предполагала. Мэри отлучила внучатую племянницу от этого проклятого клочка земли, чтобы уберечь ее от последствий, с которыми пришлось иметь дело ей самой. И каких последствий, Матерь Божья!

Люси до сих пор не пришла в себя после того, как прошлым вечером прослушала исповедь Перси на кассете, которую привез ей Матт. Внук появился без предупреждения, и, когда Бетти доложила, что он ждет в гостиной, Люси решила, что он приехал сообщить о смерти деда. Она так поспешно вскочила с кресла, что кровь отлила у нее от головы, и ей пришлось схватиться за край туалетного столика, чтобы не упасть. Матт едва успел подхватить ее.

— Габби!Это не то, что ты думаешь. С дедом все в порядке! — воскликнул он и прижал ее к себе, как прижимают ребенка, укрывая его от опасности.

И тогда Люси заплакала, но от чего - от облегчения, сожаления, удивления или от необычного проявления силы чувств Матта - знали только святые угодники.

— Тогда что привело тебя сюда? — поинтересовалась она, поднимая заплаканные глаза.

— Я привез кое-что. У тебя есть магнитофон?

Они вышли наружу, чтобы прослушать пленку. Полная луна заливала садик серебристым светом. Пока вращалась кассета, никто из них не проронил ни слова. Люси слушала, неподвижная, как камень, на котором сидела, время от времени протягивая руку за салфетками. Когда пленка закончилась и магнитофон щелкнул, останавливаясь, она взяла очередной квадратик «Клинекса» и прижала его к распухшему и покрасневшему носу.

— Теперь мы знаем, — пробормотала она наконец.

Матт кивнул.

— Теперь мы знаем.

— Нам есть кого обвинить.

— И кого простить, Габби.

— И простить.

Голос Перси все еще звучал у нее в ушах, разбередив старые раны, которые, оказывается, так и не зажили. Он ни разу не обвинил ее ни в чем... ни разу за весь долгий рассказ. Люси вытерла припухшие глаза.

— Надеюсь, ты веришь, что я никогда не рассказала бы о том, что Мэттью - сын Перси. Это была пустая угроза. Я поступила глупо и недостойно, но все равно не раскрыла бы его тайну, даже если бы Перси подал на развод.