Разговор затихает. Я некоторое время жду, потом разлепляю мокрые ресницы. Князев снова полулежит на столе, уткнувшись лицом в сложенные руки, а Саламандра сидит рядом и тихонько гладит его по плечу. Заметив мой взгляд, она встаёт – и вдруг оказывается рядом. Смотрит в глаза. Улыбается:
– Спасибо тебе.
Я не успеваю ответить – она берёт меня за руку, накрывает Знак ладонью, и меня окутывает ощущение невероятного покоя и гармонии с миром. Всю мрачность из мыслей сдувает начисто, а взамен приходит радость, потому что я жива, и Сашка жив, и с Князевым всё будет хорошо, и кусочек справедливости восстановлен – совсем маленький для всего человечества и всех элементалей, но здесь и сейчас это важно и хорошо. Глаза снова щиплет, я улыбаюсь, зажмуриваюсь…
А когда снова открываю глаза, её уже нет, и Знака тоже нет – лишь узор из тонких кружевных линий, как у Маргариты.
Кажется, теперь всё.
Князев отлипает от стола, лезет в карман, вытягивает оттуда большой клетчатый платок и оглушительно сморкается.
– Хрен знает что, – ворчит он, не поднимая глаз. – Вот так захочешь уволиться, отдохнуть, забыть про всех уродов, с которыми приходится иметь дело – так не-е-ет, сиди, родной, вкалывай дальше, без тебя родная ментура никак не справится…
Он встряхивает головой, откидывая назад волосы, морщится, косится на меня. Не знаю уж, что Саламандра с ним сделала, но выглядит он точно лучше, чем был.
Морщусь в ответ, тоже достаю платок, промакиваю уголки глаз – на ткани остаются разводы туши. Ну отлично, меня там жених ждёт, а я долбаная панда, ещё и глаза небось красные…
– Отдохнуть – или без помех повеситься?
Голос мой звучит злобно и даже не вздрагивает на последнем слове. Князев сперва ехидно изгибает бровь, потом задумывается и мрачнеет.
– Ну да, ты бы больше всех огорчилась, – бурчит он, принимаясь собирать волосы в хвост.
– Совсем бы не огорчилась, – киваю я. – Просто Семёна жалко стало.
Он хмыкает, встаёт, идёт к выходу, и я отодвигаюсь, давая ему пройти. У самой двери он замирает, а потом легонько касается моего плеча:
– Спасибо. За всё.
Не хочу знать, имеет ли он в виду помощь в избавлении от любовницы или вызов Саламандры.
– Всегда пожалуйста.
Шмыгаю носом, чувствую, как на плече сжимаются пальцы. Встречаться с ним взглядом не хочется, да и он, судя по всему, к таким подвигам не готов – коротко кивает, выходит. Я жду ещё пять секунд, а потом утыкаюсь лбом в плечо вошедшего Сашки и молча его обнимаю.
– Устала? – шепчет он мне в ухо.
– Угу.
– Хочешь, донесу до машины?
Я на миг представляю себе процесс, потом фыркаю и мотаю головой. Я сильная, самостоятельная женщина и уж до машины как-нибудь доберусь сама, но дышать становится чуточку легче.
Потому что быть сильной женщиной куда проще, когда рядом есть мужчина, готовый вовремя обнять и взять на ручки.
Снег летел с неба крупными пушистыми хлопьями. Двое стояли на крыше двадцатиэтажного дома и смотрели, как белая пелена укутывает город. Внизу мелькали фары, перемигивались светофоры, кое-где уже зажглись первые фонари…
Усталый вздох.
Короткий, горький смешок.
Она покачала головой и прижала палец к губам. Он снова вздохнул, раздражённо и глубоко, но все возражения, которые имелись, он уже высказывал неоднократно, и теперь на языке вертелось лишь что-то про упрямых баб. Он прикрыл глаза и досчитал про себя до десяти.
Она усмехнулась и снова покачала головой, а потом развернулась на каблуках, на мгновение превратившись в вихрь из чёрных кудрей, алого шарфика и голубого плаща.
Исчезла.
Он несколько мгновений смотрел на место, где она только что стояла, потом сплюнул вниз, поднял воротник чёрного пальто и уставился на вечерний город.
Он тоже не собирался отступать.