Знак Сокола

Вечером на море властвовал жесточайший осенний шторм. Корабли, словно игрушечные, мотало в бушующей чёрной воде, поднимая на гребне волны и резко кидая вниз. Обшивка корабля стонала и скрипела на разные лады. Люди сидели в трюме в полной темноте – горевшие фонари были сразу же потушены во избежание пожара. Снаружи неистовствовал дикий рёв моря и оглушительный свист ветра. Вечер превратился в ночь – море объяла темнота. Мир, казалось, сошёл с ума, и всё в нём перемешалось. Часто разрывающие черноту небосклона сполохи молний на миг являли грандиозную картину разгула стихии. Хорошо, что ангарцы не видели оного! Туземные стрелки уже были на грани нервного срыва – темнота и духота закрытого помещения, резкий запах рвотных масс и сильнейшее волнение могли сломать кого угодно. Русичи пока держались – многие громко молились, сохраняя стойкость духа. А вот тунгусов и бурят, не привыкших к морским переходам, яростный ор природы сводил с ума. Несколько человек из них уже валялись без чувств, многие были близки к этому.

'Господи Боже! Спаси нас, грешных! Прости за то, что не обращался к тебе до этого дня, за то, что поминал Имя Твоё всуе! Если выживу, обещаю, стану в церковь ходить!' – эти слова Ринат, родившийся в семье кряшенов, прежде никогда не говорил, а сейчас они шли из самого сердца, невольно.

Потом наступила полная тишина и спокойствие. Проснулся Ринат оттого, что у него сильно болел бок. Оказалось, что он лежал на мешках с одеждой, а левый бок его упёрся в угол ящика с патронами для винтовок. Словно пьяный, он неловко поднялся и, хватаясь за всё подряд, наощупь побрёл к лестнице, ведущей на палубу. Яркий свет ослепил его, майор тут же прикрыл глаза и всё же вышел на палубу, привалившись у дверцы к груде какого-то хлама. Он с жадностью втягивал прохладный воздух. Лёгкие освобождались от прелости трюмного духана. Вскоре в дверном проёме появились и другие ангарцы. Два сержанта шумно задышали рядом, щурясь и потирая лица ладонями. Ринат обернулся:

– Илья, Влад! Поднимайте людей наверх, живо!

Оба парня тут же скрылись, спеша выполнить приказ. А датчане тем временем начинали приводить свой сильно потрёпанный корабль в порядок. Многое было поломано, вырвано или утащено за борт. Шесть тяжеленных пушек, стоявших на верхней палубе, как и не бывало, а борт кое-где был проломан. Саляев, наконец, поднялся на ноги и увидел к чему он только что прислонялся – в этом углу палубы были свалены в кучу несколько погибших моряков – их размозжённые, придавленные тела готовили к погребению в море.

– Товарищ майор! – Владислав, сержант-артиллерист топтался за спиной Рината. – Там это, стрелки-то наши… преставились.

– Что?! – воскликнул начальник.

– Придавило кого, а кто и головой приложился, да сердечком слаб оказался… Пять душ… – вздохнул Влад.

Но гораздо большим потрясением для Саляева стало то, что море вокруг было чисто и ни единого паруса он больше не наблюдал рядом с их кораблём. И только под вечер удалось встретиться с 'Вепрем', остальные пропали.

Глава 20

Датское королевство, центральная Ютландия, крепость Колдинг. Март 1645.

Высадка на восточном побережье полуострова прошла удачно – шведы не появлялись на берегу близ гавани, чего опасались датские флотские офицеры. Ангарцы, погрузив в порту пушки, вооружение и боеприпасы на присланные из города подводы, маршем направились в казармы Колдинга, где соединились с полуторатысячным отрядом полковника Эрика Баденхаупта. Его небольшое войско защищало этот городок, один из немногих, что не был занят войсками шведского фельдмаршала Леннарта Торстенсона, расположившегося в Ютландии и ожидавшего кораблей, чтобы вторгнуться на датские острова. Королевским указом Баденхаупт был назначен начальником отряда, к которому присоединились наёмники из дальней и неизвестной ему прежде державы, но в тоже время он не должен был препятствовать инициативам майора Рината. Эрик был несколько обескуражен появлением татарских воинов из сибирских земель. Причём земель, расположенных далее на восток от владений русского царя. Полковник не очень хорошо понимал истинного расположения сибирских владений Руси, да и не старался забивать себе голову этим знанием, ограничившись коротким уточнением от толмача-московита. Кроме того, Баденхаупт был поражён этими солдатами – всё, начиная от единообразной одежды и снаряжения, чёткости и слаженности выполнения ими команд своих офицеров, сохранения порядка на марше до не присущего азиатам осмысленного выражения лица, было делом для них столь привычным, что полковник невольно залюбовался наёмниками. Вот только Эрика удручала непонятная ситуация, сложившаяся с появлением этих людей. Четыре сотни солдат – невеликая цифра для серьёзных дел, а для защиты городка можно было прислать и обычных добрых датских солдат, а не наёмников, кои ни по-датски, ни по-немецки не разумеют, да ещё и пикинёров не имеют.

– Нужно выделять для них две капитании* пик, – недовольно бормотал полковник. – Но у меня и свои мушкетёры есть, которых нужно прикрывать.