Дорога стала немного ровнее, глубокая колея разгладилась и в покрытии появились вкрапления гравия. Немного дальше гравийка покрылась выщербленным асфальтом. Показалось некое подобие ограды, сделанной из стволов молодых деревьев. Затем другой забор, но уже из грубо отесанных досок. Воздух пах дымом, где-то рядом было человеческое жилье и мой дом. Знакомый крутой косогор, заросший редкими деревьями и усыпанный разноцветной листвой. Я знал, что скоро буду на месте.
* * *
Все что я увидел от своего дома - только печь, с торчащей в небо трубой и кучу дымящихся головешек. Другие дома постигла та же участь. На привязи жалобно скулил пес, осторожно ступая лапами по горячей земле. Я подошел к нему и наклонился, чтобы отпустить его. Он даже не почувствовал моего приближения, лишь когда я коснулся его шеи, пес вздрогнул и уставился на меня выжженными огнем глазами. Его морда была полностью обожжена, кожа под обпаленой шерстью бугрилась волдырями ожогов. Треснувший от нестерпимого жара нос, вздернутые вверх обугленные губы, обнажали покрытые влажной кровавой пеной клыки. Пес поочередно поднимал лапы, прижимая их к телу и жаловался на невыносимую боль.
Цепь, на которой он сидел до сих пор была горячей. Я отыскал застежку брезентового ошейника и осторожно расстегнул её. Ошейник с шеи пса снялся вместе с куском шкуры. Из горяче-красного живого мяса медленно выступили белесые капельки сукровицы. Собака тихо скулила. Я смотрел на все это и внутренне содрогался, даже не представляя, какую боль она испытывает. От этого тихого, грустного воя становилось не по себе. Помочь ей уже нельзя было ничем, но и оставлять подыхать в мучениях, тоже не хотелось.
Способ решения ситуации подсказал все тот же, холодный и расчетливый разум. Корявая, еще дымящаяся дубина, опустилась на голову пса, но она прошла немного вскользь. Удар, нанесенный неопытной рукой, содрал остатки кожи с головы собаки, подставив под лучи осеннего солнца, влажно блестящую кость черепа. Интонация воя пса даже не изменилась, он по-прежнему, монотонно негромко скулил. Следующий удар был более точным и уверенным, хотя изрядную долю дрожи в руках, да и во всем теле, так подавить и не удалось. Кость глухо хрустнула, и собака медленно улеглась на выгоревшую землю, положив голову на скрещенные лапы, как будто она собиралась спать. Но сон этот у неё был последним. Я же совершил свое первое убийство.