— Одно время я много работала с Анитой Эльбер. Ты, наверное, знаешь, что с ней случилось? — Осмонд молча кивнул. Лоранс не догадывается, до какой степени он знает… — Сегодня утром полиция меня коротко допросила, — продолжила она почти против воли. — Вот так я и узнала новость… Я до сих пор в себя не пришла. Надо сказать, мы с Анитой Эльбер часто спорили. Я абсолютно не согласна с ее теорией относительно генетического детерминизма индивидуума.
— Это меня не удивляет. Ты не из тех женщин, которые легко расстаются со своими идеями.
— Я знаю, Питер, что ты их не разделяешь. Но хотя бы уважай мою точку зрения.
— Ладно… Мы сходимся во взглядах на процесс естественной селекции, а это главное. Но я должен смотреть шире, и я не вижу нигде следа Бога…
— Я умею проводить грань между своими научными работами и своими религиозными убеждениями. Мои исследования эмбрионов наглядно показали внутреннюю логику в развитии живого организма, моделируемую гармоничным притяжением в противовес притяжению хаотичному. Эта логика подчиняется математическим законам абсолютно наглядным образом и признана огромным числом научных авторитетов. А говоря это, я действительно, в плане чисто личном, думаю, что эта логика, возможно, проистекает из намерения…
— Well… Что касается меня, то я в этом сомневаюсь, но слушаю тебя…
— Конечно, я никогда не упоминала об этом ни в одной своей научной публикации! По крайней мере ты веришь в мою порядочность. С Анитой Эльбер спорить было невозможно. Она как-то раз даже чуть не запустила в меня пресс-папье. Это была какая-то неискоренимая злоба.
— Что свидетельствует о том, что я прав. Во всяком случае, уж у Аниты Эльбер не было никакой связи с Богом.
— Не смейся надо мной.
Осмонд от души рассмеялся. Их содружество было нерушимо.
Он внимательно посмотрел на нее.
— По правде сказать, ты не первая говоришь такое об Эльбер.
— К ней не очень хорошо относились. Можно только догадываться, почему Мишелю Делма не удалось отделаться от нее. Вероятно, у нее были покровители за пределами «Мюзеума». При Министерстве народного образования она была советником Комиссии по разработке школьных программ.
— «Мишелю Делма не удалось от нее отделаться» — что ты имела в виду под этим?
Показалось, что Лоранс Эмбер немного смутилась. Она отпила еще глоток чаю с ментолом и решилась.
— О, это старая история… Из тех, что ученые рассказывают друг другу вполголоса… Тому уже больше тридцати лет. Анита Эльбер, которая в то время занималась изучением амазонских племен, участвовала в экспедиции «Мюзеума» в Гвинею. Один ботаник, Пьер Лозюан, не раз сопровождал ее в походах в джунгли. Никто так никогда толком и не узнал, что произошло, но известно только, что они заблудились. Две недели о них не было ни слуху ни духу. Их телефоны разрядились, поиски ничего не дали. По словам Эльбер, на третий день их блуждания по джунглям Лозюана укусила змея. Очень скоро он уже не мог идти. И тогда Эльбер отправилась искать помощь. Она была смертельно истощена, когда ее обнаружили индейцы из племени вайана. А Лозюан исчез. Его тела так и не нашли.
— И какое отношение это имеет к Мишелю Делма?
— Пьер Лозюан был его любовником. Делма так никогда и не простил Эльбер его смерть. Он был убежден, что та бросила его на произвол судьбы и что он вышел бы, если б она осталась с ним.
— Это навряд ли.
— Я тоже так думаю, но Делма, с тех пор как он стал во главе «Мюзеума», сделал все, чтобы навредить Аните Эльбер. Однако невозможно даже подумать, что…
— Мишель? Невозможно. Он и мухи не обидит. Я хорошо его знаю. Он вне всяких подозрений.
Лоранс Эмбер вздрогнула.
— Кто бы мог совершить такое преступление? — спросила она у своего друга, глядя ему прямо в глаза.
Этот вопрос Питер Осмонд без устали задавал себе уже не один час. Дружеским жестом он попытался успокоить свою подругу.
Они поболтали еще несколько минут, потом вернулись в «Мюзеум». Когда они подошли к ограде на улице Жоффруа-Сент-Илэр, какой-то мужчина лет пятидесяти с пышной седой шевелюрой, крупный, с неприветливым лицом, вихрем проскочил перед ними, оттолкнув Питера Осмонда и даже не извинившись. Американец хотел догнать его, чтобы научить вежливости, но Лоранс его удержала:
— Оставь. Это Франсуа Серван. Он работает в моем отделе. Он просто больной.
— И часто ему случается вести себя как… как бродяга?
— Это его единственный способ общения. Мне кажется, он немного тронутый. Почти никогда не выходит из своей лаборатории и дошел до того, что запретил кому-либо туда соваться. — Она понизила голос, словно боясь нескромных ушей: — Его пришлось отправить в психиатрическую больницу как раз в тот день, когда я получила пост заведующей отделом эволюционной биологии. Это было восемь лет назад. Потом он постоянно требовал, чтобы это место по праву вернули ему, и с тех пор кричит о заговоре. — Она с выразительной мимикой постучала себе полбу. — Настоящий параноик. О, а вот и еще один.