Наконец, журналист Люсьен Мишар, после того как расспросил многих служащих «Мюзеума» о несчастном случае, редчайшем в истории зверинца, работал не покладая рук над своей статьей, предназначенной для рубрики «Разное» в завтрашнем номере. К тому же некоторые свидетели сочли нелишним припомнить преступление, совершенное накануне вечером в самом чреве «Мюзеума». Этого было достаточно, чтобы привлечь внимание журналиста и побудить всерьез заняться делом.
СРЕДА
Если наука в один прекрасный день станет господствовать одна, легковерные люди будут иметь только легковерных людей науки.
ГЛАВА 17
Скрытые полумраком, несколько сотен лиц внимали обстоятельному докладу молодого ученого, который с помощью графических таблиц распутывал клубок десятков геометрических фигур.
— Таким образом, профессор Хо Ван Ксан сумел сформулировать свою теорию множественности миров. Эта смелая теория ставит под вопрос некоторые концепции, связанные с идеей о Вселенной законченной и измеримой. Она позволяет заново приблизиться к теории Большого Взрыва,[31]
выдвигая гипотезу о более или менее организованном хаосе. Если б эти воззрения подтвердились, нам пришлось бы рассматривать исходную основу в ином аспекте, который уже не будет ограничен только строгим дарвиновским детерминизмом. Эту загадку профессор Хо Ван Ксан не успел разгадать, и продолжить его дело надлежит молодому поколению ученых.Выступление было принято аплодисментами. Зажгли свет. Словно потеряв чувство ориентации, присутствующие крутили головами направо и налево, пытаясь понять, в каком мире они находятся. После путешествия на края Вселенной, или, скорее, в иные миры, возвращение на Землю было благодатным.
Переполненный амфитеатр Вернике, в котором было двести пятьдесят кресел, собрал весь научный цвет «Мюзеума», некоторые из пришедших отдать последний долг профессору Хо Ван Кеану даже стояли. Среди присутствующих был и Питер Осмонд, еще более небрежно одетый, чем обычно, всем своим видом демонстрировавший скептицизм. Он не был сторонником рискованных обобщений, и теории Хо Ван Ксана, несмотря на их оригинальность, не вызывали у него энтузиазма. Сам он еще затруднялся определить контуры Вселенной и уточнить происхождение в ней одного метеорита, в то время как некоторые… Все это казалось ему… абракадаброй. При этой мысли он улыбнулся.
А через два ряда от него, напротив, один мужчина, открыто выражая свою враждебность, в раздражении стучал по подлокотнику. Осмонд узнал в нем Эрика Годовски, похожего на Че Гевару. Около входа в амфитеатр он заметил одного из полицейских, которые допрашивали его накануне вечером. Чуть дальше — отца Маньяни, он опоздал и сидел в последнем ряду. Питер Осмонд был доволен, что не оказался рядом с ним: несмотря на уважение, которое он испытывал к научным познаниям священника, он не стремился всенародно афишировать свою близость с ним. Тем более что приход его самого сейчас не остался незамеченным. Одни приветствовали его, другие круглыми от удивления глазами поглядывали на него издали. Такое демонстративное восхищение всегда очень смущало американца. К счастью, Лоранс Эмбер, помахав рукой, пригласила его сесть рядом с ней…
Внимание Питера Осмонда обратилось к помосту, где Мишель Делма с микрофоном в руке готовился взять слово. На верхней части черного табло была спроецирована фотография седеющего мужчины азиатской внешности, он доверчиво улыбался.
— В свете прослушанного сообщения, — начал Делма, — мы можем оценить, до какой степени будет недоставать профессора Хо Ван Ксана научному сообществу…
Чей-то четкий голос прозвучал в тишине:
— И религиозному!
Напряженная тишина повисла в зале. Все оглядывались, ища, откуда могла прозвучать эта фраза.
Директор «Мюзеума» нахмурился:
— Прошу прощения?..
Эрик Годовски встал, все головы повернулись к нему.
— В какой степени Хо Ван Ксана будет недоставать научному сообществу, ведь его исследования носили главным образом духовный характер?
— Профессор Годовски, — ответил Мишель Делма, — прискорбно, что мы упрекаем человека, которого нет среди нас, и он не может защитить себя, мы знаем ваши воззрения, но мы собрались здесь, чтобы почтить память большого ученого, а не для того, чтобы обвинять его. Никогда профессор Хо Ван Ксан не смешивал свои внутренние убеждения со своей работой.