Знак убийцы

— Простите меня, — с иронией сказал Годовски. — В таком случае, я надеюсь, что в своих множественных мирах он по крайней мере, вероятно, нашел рай, который искал. — Возмущенный ропот покрыл слова Годовски. Однако это нимало не смутило его. — Но все же стоило бы вспомнить, какую роль сыграл Хо Ван Ксан в создании Научного общества, в котором, чего некоторые, может быть, не знают, нет ничего научного, кроме названия. Я обращаюсь особенно к тем из присутствующих здесь, кто сотрудничает в его симпозиумах и публикуется в его журнале «Параллели». Я полагаю, это касается и вас, господин директор.

На этот раз присутствующие загалдели. Мишель Делма вынужден был повысить голос.

— Я думаю, мсье Годовски, что ваши замечания абсолютно недостойны…

— …недостойны Научного общества? — оборвал его Годовски. — Надеюсь! Я не смешиваю науку и религию, господин директор! Я не участвую в бесполезных симпозиумах, таких как «Наука и буддизм» или «Конец Дарвина». И я не ищу Бога на каждом углу на улицах, как Лоранс Эмбер со своим «космическим притяжением»! Это нагромождение всякого вздора! — закричал он, потрясая, словно вещественным доказательством, книгой. — У Лоранс Эмбер, как и у всех членов Научного общества, нет иной цели, кроме как разрушить фундаментальные базы научных знаний, чтобы заменить их самыми худшими суевериями! Можно подумать, что мы вернулись на полвека назад, в эпоху досужих вымыслов Тейяра де Шардена![32]

Аплодисменты смешались с возмущенными выкриками. Осмонд повернулся к Лоранс Эмбер, она, побледнев, встала.

— Годовски, вы просто непорядочный человек! Вы высмеиваете идеи ваших противников с одной-единственной целью — принизить их до вашего уровня. Никто не обманется вашей игрой!

— А вы, наоборот, слишком хорошо дурачите других, дорогая моя! Когда вы приглашаете нобелевских лауреатов на ваши беседы, спонсируемые большой группой фармацевтов, компанией «Оливер» к примеру, то делаете это лишь для того, чтобы крепче втянуть их в западню ваших истинных побуждений. Вот что я называю интеллектуальной нечестностью. Религии и науке нечего делать вместе!

Весь амфитеатр гудел. Годовски, казалось, властвовал с уверенностью морского прилива. Что касается Осмонда, то он лишь в досаде качал головой. Ох уж эти французы… Готовы устроить скандал по любому поводу!

Мишель Делма, багровый от ярости, вцепился в микрофон:

— Ваша нетерпимость не делает вам чести, профессор Годовски! Вы уходите от дискуссии, чтобы остаться в тепле и холе вашего интеллектуального уюта!

— Пусть поиск истины идет через отказ от манипуляций и суеверия, да, здесь я нетерпим! И тем горжусь!

Гвалт поднялся невообразимый. Осмонд взглянул на отца Маньяни, тот явно был поражен этим половодьем гнева. Неожиданно какой-то человек, уже немолодой, тихо встал и попросил слова. И почти тотчас же наступила тишина.

— Я профессор физики, наверное, в некотором роде ученый… — начал он.

Это остроумное вступление благотворно подействовало на присутствующих, многие улыбнулись: пожилой ученый был не кем иным, как Альбертом Леви, лауреатом Нобелевской премии по физике. В зале не было человека, кто не отдавал бы дань его авторитету.

— Должен признаться вам, — сказал он с лукавым видом, — я участвовал во многих симпозиумах Научного общества, и меня туда привели не под дулом ружья меж лопаток. Я приходил туда добровольно. Ученый должен, я полагаю, уметь разобраться в своих самых потаенных убеждениях. К примеру, теория эволюции Дарвина — замечательная теория, но она несовершенна, мы все прекрасно это знаем. Некоторые аспекты эволюции не объяснены, и Лоранс Эмбер в своей книге убедительным образом показывает, сколько возражений следует принимать всерьез. Но это тем не менее не делает ее заговорщицей.

В зале рассмеялись, но Годовски не дал себя смутить.

— Эта книга, профессор, открывает дверь для различного рода неприемлемых отклонений. Лоранс Эмбер доходит до того, что доказывает эволюцию Вселенной исключительно существованием человека. Согласно ее теории, что бы ни говорили, человек есть одна и единственная цель Творения, и она отвечает Высшему Замыслу. А мы, наоборот, знаем, что человек обязан всем процессу, включающему элементы случайности, хаотичности. Эта книга такая же глупая, как Библия, и расчищает путь теориям, таким же абсурдным, как и креационизм![33]

При этих словах зал буквально взорвался, одни вопили от гнева, другие с жаром одобряли. Флегматик Осмонд пришел к мысли, что Французская революция должна была происходить именно так. Страшная словесная перепалка и немало пролитой крови… При мысли, как прошли эти первые два дня в «Мюзеуме», ему стало не по себе.

По просьбе Мишеля Делма постепенно наступила тишина.